Кемаль Ататюрк

Это же надо было объяснить и анатолийцам. В регионе Вана, как рассказывал депутат от этой области, провозглашение республики вызвало смятение и страх. Что это такое — «республика», о которой никогда не говорили? Не собираются ли запретить религиозные обряды и свадебные контракты, не дадут ли право жандармам распоряжаться жизнью и смертью крестьян? Страх некоторых настолько велик, что они предпочитают бежать в Персию или Ирак. Правительство республики реагирует мгновенно и разъясняет принципы нового режима: республика — это не диктатура, она дает гораздо больше прав и власти народу и запрещает всякое беззаконие, она — не противник религии, одна из великих держав мира — Соединенные Штаты Америки — республика…

Регион Вана в Восточной Анатолии — один из наиболее отсталых в стране, поэтому смятение и страх населения не удивительны. С другой стороны, реакция Рауфа тоже предсказуема. В Стамбуле он дает интервью двум консервативным газетам «Ватан» и «Тефхиди Эфкяр» и выражает поддержку новому режиму: «Только такой режим сможет обеспечить процветание и независимость нашего народа». И всё же высказывания Рауфа «огорчили» Кемаля. Почему? Рауф, как бывший глава кабинета министров, позволил себе отметить, что процедура учреждения республики была слишком быстрой и директивной. Он осмелился сказать, что «даже самые выдающиеся люди не могут устоять перед соблазном — использовать свою силу и влияние», что, естественно, задело Кемаля. По инициативе Исмета, ставшего премьер-министром, Рауф был вызван ответить перед Народной партией, причем ему не дали возможности предварительно встретиться с Кемалем. 22 ноября в течение восьми часов он должен был объяснять свою «ошибку» и защищаться против тех, кто поставил во главе с Исметом вопрос о его пребывании в Народной партии. Рауф отклонял обвинения: «Мне ставят в упрек, что я создаю оппозицию в партии, но я этого не делаю. Вам решать, но моя совесть чиста…» Рауф был прощен.

Заседание 22 ноября было небесполезным. Для Рауфа это была своего рода репетиция: через год он покинет Народную партию и создаст оппозицию. Что же касается правительства, то оно через три недели после провозглашения республики продемонстрировало, что готово защищать это историческое событие от кого бы то ни было и любыми средствами. В своих «Мемуарах» Исмет рассказывает о том, что спросил у адмирала Бристоля, представителя Вашингтона в Стамбуле, через сколько лет США поверили в незыблемость их республики. «Да, это фундаментальный вопрос, — ответил адмирал, — через двадцать лет». — «Ну что же, нам тоже, вероятно, понадобится двадцать лет».

Лучший способ защиты — это нападение: в Анкаре в этом не сомневаются. В Стамбуле тоже. В начале ноября пресса бывшей столицы обращается к халифу с вопросом, не намерен ли он уйти в отставку. «Я не вижу никаких причин покинуть мой пост халифа», — отвечает Абдул-Меджид, поддерживаемый президентом коллегии адвокатов Стамбула, который уточнил, что «это было бы бедствием для мира». Борьба с халифом начинается. Анкара начинает с того, что сокращает на одну треть средства, выделяемые на содержание халифа и его окружения, а торжественная церемония выезда халифа по пятницам в мечеть превращается в скромную процессию.

Игры Измира

«А теперь вопрос о халифате» — таков заголовок статьи, появившейся 11 ноября в юнионистской газете «Танин» («Эхо»). И действительно, вопрос о судьбе халифата становится главным в борьбе двух миров, гази не включил его в «новые принципы» Народной партии, считая, что не стоит «преждевременно будоражить реакционеров и несведущих», но отмена халифата и религиозная реформа терзали его сознание. Новая Турция с ее восьмимиллионным населением не может себе позволить сохранять халифат, да, впрочем, она и не нуждается в нем[47]

. «Мы — турки, только турки», к чему эта интернациональная ответственность? К чему сохранять духовное родство с панисламизмом, принесшим столько жертв и несчастий? И если бы еще исламская религия служила прогрессу и науке, но Кемаль, верный последователь французских республиканцев, выступивших за разделение церкви и государства, испытывал ненависть к ходжам и считал их бесполезными.

Битва за халифат шла не только в Стамбуле, но и в прессе. Сторонники халифата, стремясь обуздать Кемаля, совершили несколько ошибок. Первая — это статья президента адвокатской коллегии Стамбула. Еще более серьезную ошибку допустили газеты «Танин», «Тефхиди Эфкяр» и «Икдам», опубликовавшие 5 декабря 1923 года письмо, отправленное из Лондона Исмету двумя мусульманскими авторитетами. Ага-хан и эмир Али требовали у турецкого правительства, чтобы были восстановлены честь и власть халифата: мы всегда защищали турок, даже в самые трудные времена, и мы присудили Мустафе Кемалю титул «Меч Ислама»; взамен обеспечьте халифу «положение, внушающее доверие и уважение мусульманских наций и придающее, таким образом, Турецкому государству исключительную силу и достоинство».