Кемаль Ататюрк

Среди десятка депутатов, не принявших участия в голосовании, было три близких друга гази: Салих Бозок, друг детства Кемаля Реджеп Зюхтю и Кылыч Али. Их время прошло, равно как и бессменного министра внутренних дел Шюкрю Кайя Муфтизаде. Когда Баяр, назначенный Инёню премьер-министром, формировал новое правительство, он поблагодарил за службу Шюкрю Кайя и министра иностранных дел Тевфика Рюштю Араса. Через два месяца Баяр, в свою очередь, покинет пост премьера. Его отношения с Инёню всегда были сложными; он был сторонником либеральной политики, тогда как Инёню защищал государственный контроль экономики. Вместо Баяра Инёню назначает премьером одного из своих приближенных, Рефика Сейдама, врача, единственным достоинством которого было то, что он сопровождал Ататюрка во время поездки из Стамбула в Самсун в мае 1919 года и остался рядом с ним для лечения его болезни почек.

Рене Массильи, прибывший в Анкару в январе 1939 года в качестве посла Франции, отмечал, что «тень Ататюрка витала еще над Анкарой, хотя больше и не регулировала ритм жизни города». Некоторые перемены, хотя и незначительные, но очень символичные, уже появились: бар «Анкара Паласа» лишился своего самого именитого клиента, и зарубежные послы теперь лишь изредка появлялись там; официальные приемы теперь протекали в более строгой обстановке. Состоятельным приглашенным было рекомендовано одеваться скромно. Жена Фалиха Рыфкы так охарактеризовала произошедшие изменения: «Турция потеряла своего возлюбленного и должна теперь спокойно жить с мужем».

На выборах в Национальное собрание в марте 1939 года четыре ближайших соратника Ататюрка — Тевфик Рюштю Арас, Шюкрю Кайя Муфтизаде, Юнус Нади и Кылыч Али — не войдут в список кандидатов партии. Страница истории, таким образом, перевернута…

16 ноября 1938 года в Долмабахче началось прощание с Ататюрком — огромные толпы скорбящих людей устремились во дворец поклониться человеку, столько сделавшему для нации. Желающих проститься было так много, что в толпе началась давка и паника, и около десятка людей погибли в этой давке. Длинные колонны потрясенных людей растянулись на километры; мужчины оплакивали Отца нации, а женщины — обожаемого любовника. Через два дня, когда гроб Ататюрка, покрытый национальным флагом, поставили на пушечный лафет, чтобы перевезти на крейсер, даже военные были больше не в силах скрывать свою печаль: они плакали… В Измите гроб перенесли в поезд, чтобы доставить в столицу. Когда поезд пересекал сельскую местность, тысячи крестьян с фонарями выстроились вдоль железнодорожного полотна, освещая ему путь. Долгие часы провели они в ожидании этого скорбного поезда, а когда он прошел, мальчишка бросился к рельсам и схватил монетку, которую положил там: «Он проехал!» Ататюрк коснулся его монетки.

В день похорон в Анкаре под низким серым небом тысячи людей замерли в скорбном молчании. Двадцать пять государств и Лига Наций направили свои делегации. Сарро, первый посол Франции в Анкаре, Метакас, премьер-министр Греции, барон фон Нейрат, министр иностранных дел Германии, приехали отдать последний долг Ататюрку, но наиболее впечатляющим был сэр Уильям Бертвуд, представлявший короля Великобритании: он был в мундире маршала и треуголке с белыми перьями, с маршальским жезлом в руке, сопровождаемый 150 солдатами. Весной 1915 года он командовал войсками, высадившимися в Арибурну и решившими атаковать турецкие траншеи в Анафарте; теперь Бертвуд прибыл поклониться своему победителю[68].

После смерти Ататюрк превращается в легенду. Пророк для одних, великий солдат для других, верховный освободитель для третьих: «Гази Кемаль-паша спас родину от рабства». В народе Ататюрка даже наделили способностью воскресать. Среди крестьян ходила легенда о том, что в Измире в дом к женщине явился некто, заявивший, что он — Ататюрк. Женщина не поверила и пыталась вызвать полицию, но мужчина повторял, что он — Ататюрк и показал ей свои окровавленные руки. «Не я заправлял этими войнами, не бойтесь: Турция никогда не будет участвовать в войне и не узнает никаких потрясений», — заявив это, «Ататюрк» приложил окровавленную ладонь к стене, а затем исчез.