Кемаль Ататюрк

Результат: декларация Национального собрания от 28 апреля, «посмевшая сказать народу правду». «Великое национальное собрание работает, чтобы освободить халифа, нашего падишаха, чтобы предотвратить расчленение Анатолии и присоединить нашу столицу к родине. Мы, ваши представители, клянемся именем Аллаха и пророка Мухаммеда, что предположение о нашем „выступлении против халифа и падишаха“ — всего лишь ложь, направленная на уничтожение сил, защищающих страну, мусульманами, находящимися в заблуждении, и на захват страны, оставляя ее без лидера и защитника <…>. Да проклянет Аллах предателей, помогающих врагу! Сострадание и благополучие всем, кто работает на освобождение халифа, нашего падишаха, народа и страны!»

Кемаль выступал перед депутатами, чтобы убедить их в нарастающем недовольстве населения, отстоять тот или иной принцип, как, например, когда он заявил, что «Национальное собрание состоит не только из турок, черкесов, курдов и лазов. Это чистосердечный союз всех мусульман…». Наконец, был принят ряд законов, в том числе закон о действиях против предателей родины. Но первым принятым законом был закон о налогах. Одним взмахом пера депутаты в четыре раза увеличивают налог на скот. Подобное решение не лишено смелости: в какой стране, в какую эпоху видели крестьян, и без того уже жестоко пострадавших, выражающих энтузиазм по отношению к правительству, поднимающему налоги? Однако гражданские чиновники и военные, составляющие половину Национального собрания, не задумывались над этим. Фактически у них не было выбора. Еще в Сивасе Мустафа Кемаль поставил фундаментальный вопрос: «Сколько у нас денег?» В течение двух часов были проанализированы все возможные источники доходов: десятина, налог на коз, подоходный налог, банковские ссуды, внутренний заём и заём, полученный у США, добровольные пожертвования. Вывод один: денег недостаточно и возможностей их получить немного. Национальное собрание должно было действовать решительно; оно берет на себя ответственность.

Таким образом, проблем было необычайно много, и не только в самой Анатолии, но и на Западе, а точнее — в Берлине. В начале мая правительство Греции информировало европейских дипломатов, что Энвер и Талаат присутствовали на панисламистском конгрессе в Берлине, проходившем под председательством маршала Людендорфа.

Опасные связи

Через несколько дней поступила более точная информация. Согласно сведениям посла Франции в Берлине, конгресс якобы лишил султана его функции халифа и провозгласил «Турецкую Республику Советов»; Талаат был провозглашен «диктатором», тогда как Энвер был назначен «военным полномочным представителем Европы в Москве», а Мустафа Кемаль — «главнокомандующим турецкими войсками в подчинении директории», руководимой Талаатом. Те же источники уточняли, что Кемаль якобы потребовал у руководителей конгресса устранить всех лиц, виновных в растратах и преступлениях.

Кемаль, командующий турецкими войсками в подчинении Талаата, Кемаль, вступающий в переговоры с Энвером, Талаатом и другими юнионистами в изгнании, — какой сюрприз! То, что бывший триумвират и его приспешники хотели бы сотрудничать с Кемалем, неудивительно. Но какой интерес Кемалю из Анкары сближаться с ними, бывшими лидерами партии, которую он не признает, с людьми, кто в неприглядном свете представлял Турцию? Разве Кемаль, вступая в контакт с ними, не рискует дать лишние козыри ярым антинационалистам, для кого «националисты и младотурки идентичны», тем, кто ищет любую возможность, чтобы разоблачить «обширный германо-большевистско-кемалистский фронт», инициируемый юнионистами в изгнании?

Нет никаких сведений, подтверждающих информацию из Афин, и от французского посла в Берлине. И всё же Кемаль согласился вступить в контакт, по меньшей мере письменный, с бывшим триумвиратом и в первую очередь с Талаатом.

По крайней мере, два письма были продиктованы Талаатом одному из соратников, сыгравшему роль посредника с Кемалем, в конце 1919 года и в последние дни февраля 1920 года. Что же писал бывший великий визирь? Очень осторожно, неуверенный в реакции адресата, Талаат описывает организацию юнионистов в Европе и контакты с большевиками, сообщает о денежных проблемах, уточняя при этом, что он не просит денег, и набрасывает основные черты панисламистского и пантюркистского движения.

Кемаль отвечает с задержкой, только в конце октября 1920 года, также проявляя осторожность, неопределенность, недоверие. Он не отказывается сотрудничать с Талаатом, но выдвигает свои условия. Чтобы не распылять силы по разным фронтам, Кемаль отказывается от антифранцузской и антибританской операций в Сирии и Ираке; короче, он подтверждает скептицизм в отношении достоинств панисламистской политики. И в первую очередь президент Национального собрания остается абсолютно твердым по одной позиции: он, и только он один достаточно компетентен, чтобы организовать борьбу в Анатолии.