Кемаль Ататюрк

Акт третий. 5 июля Кемаль получает телеграмму Харингтона такого содержания: «В своем отчете майор Генри, один из двух посланцев в Инеболу, подтвердил желание Вашего превосходительства встретиться со мной, чтобы внести некоторые пояснения в содержание беседы между военными. По согласованию с английским правительством я готов прибыть на крейсере „Аякс“ в Инеболу или Измит, чтобы встретиться с Вашим превосходительством в удобный для Вас день… Мне поручено выслушать Ваши комментарии и передать их правительству Великобритании для подробного изучения. Но сам я не располагаю никаким официальным правом вести переговоры с Вами или выступать от имени правительства. Встреча состоится на борту английского крейсера. Вашему превосходительству будут оказаны почести, соответствующие Вашему рангу, и Вы будете пользоваться полной свободой для возвращения на берег…»

Что же произошло в Инеболу? Хотел ли майор Генри произвести впечатление на командующего? Хотел ли Рефет намеренно запутать своих собеседников, предусматривал ли он, сознательно или нет, решения, к каким Кемаль не был готов? В любом случае, ответ Кемаля был резким. Кемаль подчеркнул, что это он выдвигает требования и что никаких переговоров не будет без признания принципа полной независимости Турции, что он готов встретиться с Харингтоном в Инеболу, и заключил: «Если ваше высочество намерено ограничиться всего лишь обменом мнений по поводу сложившейся ситуации, то я отправлю на встречу своих товарищей». Харингтон признает, что британское правительство определенно проявило себя как тупой и недальновидный игрок. По его мнению, встречное предложение Кемаля подтверждает «влияние большевиков на националистов».

Предначертанный час

Портрет Кемаля, изображенный журналистом Якубом Кадри Караосманоглу в эти дни переговоров, — это портрет человека простого, непринужденного, затрагивающего в беседе до такой степени второстепенные проблемы, что журналист задается вопросом, осознает ли этот «экстраординарный человек» всю полноту той важной исторической роли, которую он сыграет.

Слова Якуба Кадри достойны доверия. Простой и непринужденный, спокойный и твердый, Мустафа Кемаль при любых обстоятельствах проявляет неизменное самообладание. Забыта нервозность былых времен, исчезли прежние сомнения. «Как только я ступил на землю Анатолии, прибыв в Самсун, — признался как-то Кемаль в частной беседе, — я сразу отметил, что люди испытывают чувство стыда за тех, кто сомневается в возможности отстоять независимость. В самом деле, события, свидетелем которых стал весь мир в течение двух лет, доказали справедливость моих идей и твердость воли и веры народа. Мои идеи, желание и вера людей — вот священная и несокрушимая пара в основе мессианской логики». В ответ на любую критику и выражение недоверия Кемаль может спросить: какую ошибку я совершил с тех пор, как прибыл в Анатолию два года назад?

А между тем греки начинают новое наступление. 9 июня греческий броненосец «Халкида» обстреливает порт Инеболу: Греция открывает второй фронт и оказывает поддержку османским грекам. Через три дня король Константин высадился в Измире в сопровождении премьер-министра Гунариса, военного министра Теотокиса, нескольких генералов и трех принцев: «Солдаты! Голос родины снова позвал меня возглавить вас… На этой священной земле… вы сражаетесь за греческий идеал. Вперед!» Ответ турок не заставил себя ждать. Пресса потешилась вволю. На первой странице сатирической газеты Стамбула «Лицо с улыбкой» карикатура изображала Константина в опереточной форме с завитушками на голове, хватающего за локоть молодую красавицу по имени Свобода в шароварах и феске:

«— Эта бродяга отдает мне свое сердце.

— Убирайся, я влюблена в Полумесяц».

На другом рисунке изображен греческий военный с завязанными глазами, двигающийся к пропасти в окружении трех граций в белых платьях с полумесяцем в волосах: Бурса, Измир и Эдирне играют в жмурки с Константином. А 12 июля появляется рисунок, изображающий Наполеона, обращающегося к турецкому военному: «Пусть Константин придет сюда, и я обещаю свернуть ему шею во имя военного искусства».

Но в это время Константин уже в Ушаке, и греки занимают один город за другим и продвигаются к Анкаре. В течение одной недели Инегёль, Енишехир, Афьон-Карахисар, Кютахья взяты греками.

В Генеральном штабе в Эскишехире Исмет в крайне подавленном состоянии. Ожидая нового наступления греков, он в четыре раза увеличил численность армии на фронте — до пятидесяти тысяч солдат, привлек новые подразделения и дивизии, создал мобильные отряды, предназначенные для внезапного нападения на греков. Но линия сопротивления Афьон — Кютахья — Эскишехир распалась; под напором греков левое крыло армии отступило, и Эскишехир оказался в клещах под огнем ста тысяч греков. Мустафа Кемаль прибыл в Генштаб, где Исмет доложил ему обстановку. Беседа была долгой и оживленной: Исмет объяснял, — Кемаль задавал вопросы; Исмет отвечал — Кемаль задавал новые вопросы, требуя уточнения. Он хотел понять, почему Эскишехир пал.