Большая часть остальных 67 миллионов десятин были под лесом или в аренде у крестьян же. То есть, мы видим, что сто процентов пахотной земли в Азиатской России и около девяноста процентов земли в Европейской части принадлежало крестьянам. Этому способствовал указ Столыпина от 9 ноября 1906 года, подтверждённый законом от 1910 года. Не будем углубляться в него, но каждый крестьянин мог выйти из общины вместе с землёй. Это кратко. Не буду утомлять вас подробностями, но проблема земли больше надумана эсерами и большевиками, чем является таковой.
Чтобы завершить земельную реформу без кривотолков и эксцессов, нам необходимо десять лет спокойствия. Все противоречия между крупными землевладельцами из числа крестьян и из числа других сословий, с одной стороны, и мелкого общинного крестьянства, с другой стороны, будут устранены. Но у нас нет этих десяти лет, господа. Нет. Совсем нет.
Шингарёв в полном изнеможении опустился обратно на свой стул и закрыл лицо дрожащими руками.
— А что же Государственный Крестьянский банк? — спросил государственный контролёр Годнев.
— Господа! Прошу вас! Давайте переадресуем этот вопрос министру финансов, господину Терещенко, — отозвался Шингарёв.
В ответ на это, всегда абсолютно спокойный и проницательный, министр финансов кивнул и ответил.
— Господа министры! Крестьянский банк передал мне сведения, где указано, что большинство дворянских и помещичьих земель давно заложено и перезаложено. Крестьянский банк уже выкупил все продаваемые помещичьи земли и перепродал их крестьянам на льготных условиях. Им предоставлялся долголетний кредит, доходивший до 90 % стоимости земли при очень низком проценте (4,5 %, включая погашение). Этот козырь давно бит, господа.
Все остальные помещичьи и удельные земли арендуются, и их национализация ничего не принесёт нам, кроме недовольства и проблем от тех же крестьян. И я ещё раз повторяю, господа, что эта проблема так просто не решаема.
После этих слов возникла долгая пауза.
— Тогда надо передать все удельные земли, принадлежавшие императору, в земства, с последующим их распределение между крестьянами и активно осветить это в прессе, — снова встрял в разговор Годнев.
Шингарёв только усмехнулся, услышав это дилетантское заявление.
— Я же уже говорил вам, господа. Закон принят и все земли, принадлежащие императору, мы передадим в земства и национализируем, перепродав через Крестьянский банк. Но… Император Николай II предвосхитил наши действия и давно уже передал ему 40 миллионов десятин, находящихся в Сибири. Так что, надо думать, господа, надо думать.
Задумался и Керенский. Об этом он никогда не слышал, да и разве ему был раньше интересен этот вопрос? Хватало и того, что указывалось в учебниках. Все крестьяне были нищими, все безземельными, все жаждали революции, а большевиков любили. Так это или не так, его не интересовало. Белогвардейцы воевали за землю, но чтобы не отдавать её крестьянам. Всё чётко и понятно, так зачем же тогда думать?
Керенский, что называется, «закипел». Столько вопросов, а ответы непривычны. А как же «Декрет о земле»? Всё национализируем и отберём? А что взамен? А ничего, как потом оказалось. Неудивительно, что в гражданской войне крестьяне-то практически и не участвовали. Моя хата с краю, ничего не знаю! Советские фильмы этому подтверждение: «Свадьба в Малиновке», «Бумбараш», где отлично показана психология крестьянина того времени. Главное, что и фильмы советские….
— Господа, — продолжил Шингарёв, — Я, как бывший председатель Продовольственной комиссии, настоятельно рекомендую, в связи с тяжёлым продовольственным положением в Петрограде, и предлагаю ввести хлебную монополию с твёрдыми ценами на хлеб.
Все загудели, выражая удивление, недовольство и даже негодование. Но в двух словах Шингарёв смог убедить всех в том, что это необходимо и является просто вынужденным шагом для качественного снабжения армии и гражданского населения. Время было позднее, всё уже сильно устали и, в конце концов, проведя голосование по этому вопросу, утвердили его.
Совещание, наконец, подошло к концу и уставшие министры стали расходиться по своим кабинетам, или расползаться, как кому было удобнее. Ушёл и Керенский, весь в раздумьях и переполняющих эмоциях. Ему надо было разобраться во всём самому. Но слишком противоречивая в его голове сложилась картина.
С одной стороны, «Декрет о земле», предложенный большевиками, отдавал всю землю крестьянам, не уточняя, правда, какая из них им и так принадлежала, и отменял частную собственность на землю. С другой стороны, а в чём тогда смысл сего действа? Зачем отменять частную собственность? Расчёт на крестьянскую общину или подмена понятий общего и своего личного? Непонятно.
В общем-то, исключительно популистский лозунг на самом деле оказался обманкой. У всех всё отняли, а потом стали делить и снова отняли, сделав землю ничейной. То есть государственной, то есть принадлежащей ЦК Компартии и никому больше. То есть, сколько ни работай, а всё равно отберут.