Кетополис: Киты и броненосцы

Слабея от ужаса, Перл ударила его ногой – под шинелью металлически загудело, карлик упал на спину и расхохотался, дергаясь. На губах запузырилась слюна, глаза закатились. Перл бросилась бежать. На углу она оглянулась и застонала от страха – карлик боком, на полусогнутых ногах ковылял следом, его глаза вылезали из орбит. Перл снова побежала, глотая наполненный гарью воздух. Шорох и металлическое позвякивание затихали; «Суууука!» – донеслось издали. Пробежав еще немного, Перл перешла на быстрый шаг и оглянулась – за спиной никого не было.

Всего лишь краб, улыбнулась Аделида. Самый жалкий из Его слуг. Страха больше не было. Теперь она шла по мостовой, не разбирая дороги, не глядя по сторонам. Стук каблуков эхом метался между темными стенами. Она сворачивала наугад, новые и новые улицы разевали перед ней узкие ощеренные рты – лабиринт затягивал все глубже, и не было сил и желания сопротивляться. Темнота сгущалась, давила; в ней уже угадывалась тень того, кого так долго искала Аделида.

Из раскрытой двери кабака на углу лился свет – желтая дымная полоса разрезала улицу, освещая стену противоположного дома. Перл остановилась на границе света и тьмы. Сквозь раскрытую дверь виднелся помост – на нем девочка с черной косой под гогот зрителей лупила сковородкой грустного толстяка в кальсонах.

Перл вошла в освещенную полосу. На секунду застыла, как зверек, ослепленный светом фонаря. В разрыве домов вдруг стала видна маслянисто блестящая гладь реки и цветные фонари набережной, далекие и недоступные. Перл расправила плечи и медленно пошла вперед. За ее спиной поверженный толстяк скрывался за кулисами; раскланивалась девочка, улыбаясь ласково и победительно; двери кабака изрыгали в темноту толпы разгоряченных, зычно переговаривающихся зрителей. Перл не оглядывалась.

Топот множества ног за спиной. Пронзительный свист торжествующего победу кита.

– Прогуляешься с нами, подруга? – ее схватили за локоть. Перл повела плечом, обернулась. – Э, да она из чистеньких! – присвистнул кто-то. Надвинулись, угрожающе бормоча, – темные лица, рыбьи глаза, глядящие со свирепой жадностью. Из оскаленных ртов вырывались облачка пара, колыхались и вытягивались, как белесые водоросли, выросшие в вечной тьме.

Ее сбили с ног. Перед тем как закрыть глаза, Перл увидела: загораживая полнеба лоснящимся брюхом цвета воды в дельте Баллены, на нее падал, наваливался Левиафан. Желтое небо Кетополиса хлынуло в легкие, и, опускаясь на дно, Аделида услышала глухие разрывы фейерверка. Карнавал начался.

Из кабака донеслось шипение граммофонной иглы; раздались первые аккорды «Восплачьте о Козмо и Аделиде». Вступил хор, и над улицей поплыли скорбные голоса.

– Заткни этот вой! – потребовал кто-то. Тяжелый удар, поток грязной ругани – и музыка оборвалась.

Немного любви для Долли Джонс

(блюз с разбитой пластинки)

Над городом снова идут дожди,За городом с неба не смотрит бог,На сточной решетке газетный лист,На мокром асфальте огни витрин.

Озябшие руки Долли Джонс,Чашка кофе для Долли Джонс…Ей снятся стаи хищных рыб,На помощь звать – быстрей тонуть.Она бросает лишний груз,Но кто-то в канаве подобралПоломанный зонтик Долли Джонс.Немного тепла для Долли Джонс.

Янтарь в бутылках, сизый дым,Два мокрых круга на столе.Она не знает, как ей плыть,Но знает, как идти на дно.Пьяные слезы Долли Джонс,Немного ласки для Долли Джонс.Холодные руки, немного слов.Сахар в кофе для Долли Джонс,

Ее пугает серый рассвет,А в городе снова идут дожди…Разбитое сердце Долли Джонс,Немного любви для Долли Джонс…Осколки сердца Долли Джонс.Мама, поплачь о Долли Джонс.Мама, поплачь о Долли Джонс.Мама, поплачь о Долли Джонс.

Жестяной бубенчик: история модистки