Кетополис: Киты и броненосцы

Лидия Ван-дер-Ваальс, в девичестве Ллойд, своей судьбой была довольна, слыла беззаботной хохотушкой и рачительной хозяйкой. Когда Мартен купил для молодой жены дом, родня и соседи по-доброму завидовали – уж больно хорош, лучший на всю Слободу, с огромным подворьем. Разлапистый, надежный, важный, как и положено дому купца Морского дома. Внизу лавка, из лавки выход в контору, а там по коридору гардеробная, приемная и зала, а из залы – столовая, отделанная черным деревом, и комнаты для прислуги возле кухни, в которой вечно что-то парилось-жарилось и всегда находилась тарелка рыбного супа портовому нищему. Любили в слободе Мартена, и жену его тоже любили. А отчего не любить? За купеческую хватку, приветливость и щедрость уважали Ван-дер-Ваальсов безмерно, и толпился в лавке разный люд, и спешили на широкое крыльцо порой друзья, а порой и ушлые бездельники.

Одно лишь беспокоило Мартена и тревожило Лидию – никак не получалось у четы наследника. Ни воскресные пожертвования в соборе, ни долгие беседы с отцом Томашем – суровым викарием, ни тайные перешептывания с сиамскими знахарями не помогали. Лидия чернела, худела, утягивала корсет, пила пахучие настои, а Мартен гладил ее по голове и приговаривал: «Погоди, родная. Все наладится». Лидия отвечала мужу слабым кивком, улыбкой и снова заваривала горькую траву. Зато, когда наконец-то она понесла, ликовала вся Слобода. Мартен, не опасаясь дурного глаза, выкатил десять бочонков пива, столько же рома и гору снеди. Помощники и слуги бегали от стола к столу потные, в сбитых воротничках, а кухарки ругались в голос.

Но это что! Через восемь месяцев Ван-дер-Ваальс снял «Мальвазию» целиком, пригласил труппу из оперетты, и, говорят, именно оттуда пошла мода на «королевский аквариум», когда рояль заливают кларетом, пускают внутрь копченых сардинок, а потом скармливают пьяных рыбок певичкам и арфисткам изо рта в рот.

Впрочем, Лидии все это было невдомек. Невыразимо счастливая, она проводила все дни и ночи в детской, напевая колыбельные Марте – именно так назвали девочку. Разряженная в кружева, укутанная в расшитые шелком пеленки, Марта Ван-дер-Ваальс беззубо радовалась солнечным дням, туманным утрам и хитрым погремушкам. Няньку Лидия нанимать запретила – хотела вырастить долгожданного первенца сама, не упуская ни секунды. Приказала поставить возле люльки кушетку и перебралась туда из супружеской спальни. Стоило младенцу лишь пискнуть недовольно, как встревоженная мать немедля бросалась к кроватке, хватала дитя на руки и шептала ласковое и бесконечно томное. Когда Марта захворала, Лидия четыре дня не сомкнула глаз, а верная Аннет сидела у ног хозяйки и колола ей лодыжки спицей, чтобы та ненароком не заснула. Ребенок вскоре оправился, а Лидия еще истовее полюбила дочь – крепко-накрепко привязывала ее к себе шелковыми лентами, ни на миг не отлучая от себя. Отец такую заботу одобрял и, занятый сделками, сулящими хорошие прибыли, многого просто не видел. Не видел он лиловых кругов под глазами жены, не видел ее нехорошо заблестевших глаз и изменившейся походки. А может, и видел, да списывал на материнскую любовь и долгий недосып.

Марте минуло семь месяцев, когда торговец, тетешкая дочку, вдруг замер, услышав звон колокольчика. Он подкинул ребенка еще раз и прислушался – бубенчик звякнул настойчиво и громко. Лидия, настороженно следящая за супругом, вздрогнула.

– Что за гремелка? – изумился Мартен и тихонько потряс девочку. Звон раздался снова.

Любопытный отец развернул пеленки, но, кроме сатиновой рубашки с вышитыми «на счастье» красными осьминогами, ничего не обнаружил. Однако девочка, словно сиамская лысая кукла, звенела всякий раз, когда ее встряхивали.

– Лидия! – окликнул жену Мартен. – Я ведь не бобы курил? С чего мне чудится?

Мать подхватила дитя, защекотала малышку – громко захохотала Марта, еще громче стал странный звук.

– А Марточка у нас нынче с забавой. Не сердись. И ей весело, и мне лучше. Если вдруг проснется, повернется неслышно – вмиг подбегу. Красавица моя, бубенчик – Марточка. – Лидия засмеялась, а купец в страхе попятился.

– Где? Где колокольчик-то?

– Внутри, – развела руками Лидия, точно удивляясь: как это можно не сообразить.

– Лидия, родная! – Мартен побледнел. – Ты же не хочешь сказать…

В пустых зрачках молодой женщины радугой полоскалось безумие. Мартен Ван-дер-Ваальс, купец Морского дома, богатый торговец и хороший человек, точно рыба шлепал толстыми губами, глотая воздух и пытаясь что-то произнести. А через минуту осел в кресло, закрыв лицо ладонями.

На следующее утро он, как обычно, направился в банк. В невысоком, согбенном старике, вышедшем из задней двери дома Ван-дер-Ваальсов, никто бы не узнал веселого удачливого Мартена.