Кетополис: Киты и броненосцы

Так вот, думая о своем, Конрад вышел из кофейни. Здесь, перед «Ла Гвардиа», между помпезной «Сменой веков» и памятником Вильгельму Рыболову, в любую пору года прогуливалось довольно хорошо одетой, представительной публики. Нынче, правда, все больше зябко ежились. Дамы, кажется, готовы были извлечь из шкафов муфты, кавалеры прятали подбородки в осенние еще воротники, то и дело приветственно приподымали шляпы.

Кажется, сегодня в «Ла Гвардиа» Тушинский репетировал «Коральдиньо».

В канун праздника, как обычно, было много патрулей морской пехоты: по трое, в сопровождении младшего офицера, с «морскими» карабинами. Офицеры, натурально, с тяжеленными кольтами. Подсумок с газовой маской, браво сдвинутые на бровь береты, щегольские ботинки с короткими голенищами. Серебро на рукавах, серебро на вороте мундира. Честь и краса армии Его Величества. Хоть на парад с такими, хоть на войну.

Рисовать их было бы – одно удовольствие. Воплощенная фигура Государства и Власти. Минимум ухищрений при максимуме эффекта. Из сходных фигур – разве что простоватый патрульный-полицейский да судейский крючок еще: образы, узнаваемые из силуэта уже. Читатель, учил их Фокс, должен распознавать ваше сообщение влет, с полувзгляда. Но высшее искусство при том, чтобы вместе с тем, что на поверхности, впитывал и то глубинное, что вы желаете ему сказать. Пусть ваш роман будет Левиафаном, а вы уж постарайтесь стать для него иглой Судового Мастера.

А теперь мы рисуем лубок вместо того, чтобы выстраивать – кирпичик за кирпичиком – новый мир. Печем романы словно пирожки. Побарываем дух материей. И довольно недорого притом: спрос рождает предложение, а уж спрос оказался… Фокс верно пророчил, что рабочие кварталы – только начало, а потом не устоит никто. Привкус декаданса – чрезвычайно любим нынче в городе.

Слева к театральной лестнице подкатил мобиль: уютный двухместный «круизер» на толстом каучуковом ходу, почти бесшумный, но волей-неволей бросающийся в глаза, – публика еще не начинала выходить, и единственный экипаж у театральной лестницы…

Навстречу ему спускались некий господин и дама – Конрад толком не заметил даже, кем были.

На миг картинка словно замерла: светящаяся громадина «Ла Гвардиа», темные на светлом фигуры морских пехотинцев из патруля, мужчина в темной короткой моряцкой куртке, дамская рука в перчатке, опирающаяся о мужской локоть. Желтые краги автомедона. Лакировка «круизера». И – белый росчерк облаков над ними.

А потом Конрад уловил краем глаза быстрое движение, и в тот же миг по глазам ударила вспышка: не короткая и яростная – желтое пламя как-то нехотя собралось в клубок, выбросило ленивые протуберанцы, коротко сдавило «круизер» – и тот послушно, словно картонный, сложился, осел на треснувшую ось. Медленно и нелепо шевеля растопыренными руками, отлетел автомедон.

И тот час тугая горячая волна толкнула Конрада в грудь, что-то свистнуло мимо головы, а по ушам словно ударили ладонями: он опрокинулся навзничь и некоторое время потерял возможность слышать хоть что-то.

Только догадался, что вокруг закричали.

* * *

Дознаватель сыскной полиции Мейер (он так и представился: тихо прошуршал имя, словно песок просыпал) напоминал какое-то животное, однако Конрад никак не мог сообразить – какое. Котелок господин Мейер, наконец, снял и теперь время от времени проводил ладонью по мощным залысинам. Пальцы его были тонкими и желтыми от въевшегося табака. Курил господин дознаватель сыскной полиции чрезвычайно много: пепельница была полна, а за время короткой беседы с Конрадом он высосал одну (просто втянул в себя за три затяжки) и теперь докуривал вторую сигаретку – дешевую, плохого, но крепкого табака.

– Значит, вы, – ткнул, словно для убедительности, сигареткой; он вообще много жестикулировал, – вы утверждаете, что не видели лица бомбиста?

В этом, наверное, был стиль господина Мейера: изводить повторяющимися вопросами, причем изводить – тусклым пыльным голосом, после которого любой рык показался бы избавлением господним.

Сидели они в той же кофейне, откуда Конрад успел выйти как раз перед взрывом. Господин дознаватель занял отдельную кабинку, куда и приглашали по одному невольных свидетелей произошедшего.

Конраду все это уже надоело.

– Вы позволите? – вытащил один листок из пачки, что лежали перед господином Мейером. Тот, слегка опешив, не возразил.

Вытащил из кармана карандаш.

– Глядите: вот здесь остановился «круизер», стоял вот так; здесь были те двое, пассажиры. А откуда-то отсюда, собственно…

Рисовал быстрыми короткими штрихами, набрасывая всю картинку, как она запала в память.

– Вы прекрасно рисуете.

– Это профессиональное, господин Мейер.