Говоря по-иному, переходы из физического мира в информационный и виртуальный, и наоборот, более сложны, чем переходы внутри информационного и внутри виртуального пространства. Нам встретился хороший пример последнего, когда П. Палиевский говорит о «Буратино» А. Толстого: «Хотя он и проходит у нас по разряду детской литературы, там множество точных отсылов к важнейшим явлениям современности, и сделано это очень тонко, без нажима, без торчащей идеи. Достаточно вспомнить, как два жулика, Алиса и Базилио, соблазняют Буратино зарыть свои денежки в землю и ждать, когда вырастет денежное дерево. Это же замечательная аллегория банковского жульничества! Кстати, я недавно обнаружил, что Булгаков взял своего кота во многом из „Буратино”. Хотя, конечно, булгаковский кот получился гораздо выше»
[10].Мир фантастики интересен тем, что он способен снять зашореность с мозгов читателей, позволяя по-иному взглянуть на настоящее, прошлое и будущее. Сегодня большие корпорации заказывают описать будущее фантастам. Военные занялись войной будущего. Ее можно выиграть, только если начать готовиться к ней сегодня. Стругацкие также стоят в этом ряду, поскольку все главные типажи перестройки — Е. Гайдар, А. Чубайс и др. — отмечают то влияние, которые Стругацкие на них оказали.
А. Генис замечает: «Оккупировав наше детство, Стругацкие повлияли на советского человека больше не только Маркса с Энгельсом, но и Солженицына с Бродским. Собственно, они (а не Брежнев) и создали советского человека в том виде, в каком он пережил смену стран и эпох. Все, кого я люблю и читаю сегодня, выросли на Стругацких — и Пелевин, и Сорокин, и даже Толстая. Мощность исходящего от них импульса нельзя переоценить, потому что они в одиночку, если так можно сказать о братьях, оправдывали основополагающий миф отравившего нас режима. Стругацкие вернули смысл марксистской утопии. Как последняя вспышка перегоревшей лампочки, их фантастика воплотила полузабытый тезис о счастливом труде. Пока другие шестидесятники смотрели назад — на „комиссаров в пыльных шлемах” (Окуджава), вбок — „коммунизм надо строить не в камнях, а в людях” (Солженицын), или снизу — „уберите Ленина с денег” (Вознесенский), Стругацкие глядели в корень, хотя он и рос из будущего. Их символом веры был труд — беззаветный и бескорыстный субботник, превращающий будни в рай, обывателя — в коммунара, полуживотное — в полубога»
(цит. по [11]).То есть Стругацкие в любом случае заняли нишу, где равных им не было. Отсюда успешность их даже в системе свободного времени, а для рабочего времени им вовсе не было равных. Товарищ Суслов проигрывал им по всем параметрам. Его идеологическое рвение держало в уздах легко проверяемые информационные и виртуальные объекты — статьи и книги. Это была жесткая среда, где за А всегда следует Б, а мягкая среда — литература и культура — возникала в поле зрения идеологов только в случае уж слишком явных отклонений от правильностей советского мира.