— А я постараюсь открыть где-нибудь свой небольшой «свечной заводик», — не сдержался и выложил свою сокровенную мечту Геркан, впрочем, не став о ней особо распространяться. — Правда, пока еще сам не знаю, в какой стране. Да и что именно производить — до сих пор не решил. Но, как вы изволили выразиться, доживать свой век в тишине и спокойствии точно не смогу. Боюсь, сопьюсь от ничего неделания.
— Так вы лет на десять, если не более, меня помладше будете. Можно сказать, что находитесь в самом расцвете сил, — лишь покивал в ответ на подобное откровение белоэмигрант. — Так что вам сам Бог велел пробовать что-то новое. Особенно, ежели душа к чему лежит. Я же… Я просто устал. Не столько физически, хоть и это тоже присутствует, сколько морально. Очень уж это тяжко ощущать себя никому не нужным пустым местом без какого-либо будущего. Потому хочется, знаете ли, пожить исключительно в своё удовольствие, не сильно задумываясь о завтрашнем дне, что я не мог позволить себе на протяжении последних двух десятков лет.
— Что же, каждому своё, — лишь покивал на это Александр и вновь принялся за раскопку могилы. — И дабы у нас с вами вышло всё так, как мы того желаем, давайте уже поднажмем и выкопаем поскорее этого покойника. Ночь не так длинна, как кажется, а нам его еще расстреливать и сжигать вместе с машиной.
— И то верно, — тут же подхватился Константин Алексеевич, принявшись работать своей лопатой с удвоенной силой.
Утром же, когда дальновидно озаботившийся приобретением велосипеда Геркан подъезжал к границам Парижа, а Юрасовский на точно таком же педальном транспорте приближался к Провену, в небольшом леске близ городка Мулен жандармами был обнаружен всё ещё чадящий остов сгоревшего грузовика. Но куда больший «интерес» у них вызвал тот факт, что перекосившаяся от жара пламени кабина данного автомобиля несла на себе немало следов от поражения пулями. Впрочем, как и рама, как и бензобак, как и колесные диски. И в остатках этой самой кабины, буквально прикипев к рулевой колонке, пребывал обгоревший до неузнаваемости труп, опять же несущий на себе следы пулевых ранений. Так официально погиб гражданин Франции Константин Юрасовский, о чём, правда, стало известно лишь пять дней спустя, после того, как правоохранителям удалось проследить за судьбой уничтоженного огнем Берлие «GDM». Вот только задать по этому поводу вопросы оказалось некому. Некто Серебров, в компании которого погибший прибыл из Испании, уже успел убыть обратно на раздираемую гражданской войной территорию южного соседа, а владелец «авиационного завода», где в последние месяцы прозябали они оба, уже как месяц находился в той же Испании, воюя в одной из интербригад. В общем, было ясно, что за всем стоят Советы, вот только что-либо кому-либо предъявить не имелось ни единой возможности. Да и неясно было, что вообще произошло, поскольку остатков какого-либо груза обнаружить на месте преступления не удалось. Так и закрыли дело, упершись в тупик. А пока жандармы и не только они рыли носом землю, в попытке отыскать какую-нибудь зацепку для дальнейшего предъявления своего «Фи!» в советском посольстве, некто Денис Прущин, каковым отныне стал Константин Алексеевич Юрасовский, заскочив на денек в Швейцарию, убыл искать своё счастье на другом континенте, не обнаружив его на земле любителей улиток, квакушек и устриц.
Что же касалось Геркана, то он действительно отправился обратно в Испанию. Причем, отправился на судне, что было зафрахтовано для перевозки в Барселону груза муки, консервов и запчастей к сельскохозяйственным тракторам, под каковым наименованием в его трюм оказались погружены разобранные на части старые авиационные двигатели Испано-Сюиза 8Fb. Те самые две сотни двигателей, кои были закуплены одним хитрым и расчетливым банкиром, уверенным в том, что это он опять всех надул.
Навашин, дабы надежно сокрыть свои собственные махинации — ведь сам он, благодаря имеющимся знакомствам, покупал стальные сердца вдесятеро дешевле, нежели перепродавал «испанцам», и чтобы помочь своему спасителю прикрыть уже его воровство, благодаря все тем же знакомствам в высших эшелонах власти Франции смог без проблем протолкнуть данный груз через таможню так, что никто даже не посмел придраться. Всё равно те, кому надо, точно знали, что данной плавающей колоше, загруженной откровенным шлаком, вовсе не сулило прибыть в пункт назначения. Потому и погруженное на него продовольствие являлось той еще просрочкой, которой даже свиней кормить было бы слишком жестоко.