Хамелеон 4 (СИ)

А тем временем не подозревающий о данном разговоре в верхах Александр корпел над оптимизацией общей конструкции будущего аналога тяжелого танка ИС-3. Аналога — поскольку повторить его полностью он не мог по очень многим причинам. Да хотя бы потому, что в его голове наличествовали лишь общие сведения о данной машине и тех неисправностях, что вечно сыпались на головы эксплуатирующих её танкистов. Но вот полного комплекта детальных чертежей каждого узла, вплоть до последней гаечки и болтика, не имелось. Всё это предстояло рассчитать и начертить с нуля. Благо хоть у него изначально существовало понимание, к чему в конечном итоге требуется прийти, и потому исчезал фактор так называемого творческого метания. По-сути, он «подсмотрел» правильный ответ в конце «учебника» и ныне подгонял к нему само решение. И даже более того! По причине отсутствия двигателя В-2, он более не был связан теми же оковами, как первые создатели ИС-3. В его распоряжении имелись два более мощных мотора, отчего танк виделось возможным спроектировать более толстокожим.

Плюс, по причине отсутствия какой-либо внутренней конкуренции, как это было повсеместно распространено на танковых заводах, никаких интриг в их крошечном КБ не велось вовсе. Что в свою очередь позволяло, и ему, и Заславскому, работать в тишине и спокойствии, не тратя драгоценное время на лишние споры и подковерную возню. Да, пусть тот же Владимир Иванович, получив от Геркана первые вводные, поначалу чуть ли за голову не хватался от обуявшего его ужаса, плакаться о невозможности создания чего-то подобного, он не стал. Лишь уточнил, что это никакая не ошибка, да, тяжело вздохнув, отправился считать. Очень, очень много считать. И чертить. Тоже много! Он-то прекрасно понимал, сколь титанического труда потребует расчет таких мощных, но сравнительно компактных, конструкций. Однако даже будучи полон сомнений, и искренне поражаясь тому, сколь толстую броневую защиту начальник решил заложить в их будущем детище, бывший профессор, тем не менее, засел за расчет КПП с трансмиссией и бронекорпуса с изрядной долей азарта. А что еще ему оставалось делать? Такова ныне была его работа! Разве что гложили его сомнения насчет возможностей отечественной промышленности реализовать в металле такую-то махину. Больно уж новаторским вырисовывался в его воображении новый танк. Да и броня закладывалась такой толщины, которую даже на современных кораблях советского флота всё еще крепили клепкой, но никак не сваркой. А этот его устрашающий щучий или же скорее акулий нос, вкупе с идеей разнесенного бронирования бортов, вовсе поражали воображение! Нет, конечно, в том же военном кораблестроении последнее практиковалось уже не менее полувека, и доказало свою действенность, не единожды спасая корабли от гибели. Но изначально приносить в жертву те же бортовые топливные баки, словно угольные бункеры на старых броненосцах и линкорах, — это выглядело смело. Очень смело! Слишком смело! Ведь, как ни крути, при подобном подходе в жертву изначально и целенаправленно приносилось всё то, что укрывалось внешним, более тонким, слоем брони. Но при этом сама машина, как боевая единица, действительно получала возможность уцелеть и продолжить бой даже после многократного поражения вражеской артиллерией. Да и орудия мелких калибров вряд ли смогли бы взломать внешний броневой экран толщиной аж в 45-мм, да еще и поставленный под углом в 30 градусов.