Хамелеон 4 (СИ)

Попадись они сейчас на глаза какому-нибудь глазастому вражескому авиационному корректировщику артиллерии, было бы не миновать большой беды. Уж больно скученно стояли на единственной расчищенной от мин дороге советские танки. Но для того и прикрывали их сверху истребители, сменяя друг друга раз в полчаса, чтобы ничего подобного не произошло. Да и тяжелой артиллерии у финнов было не сказать что сильно много. А та, что всё же имелась, по большей части являлась уже совсем устаревшей. Плюс собственная разведывательная, бомбардировочная и штурмовая авиация РККА опять же не сидели без дела, ежедневно выискивая и уничтожая подобные цели.

В общем, предписанная экипажам тяжелых танков тактика хоть и была изрядно рисковой, но время экономила немало. А именно что со временем как раз и наступал некоторый напряг. Ведь очень большое и очень многомудрое армейское начальство вовсе собиралось потратить на всю войну с северным соседом каких-то 12 дней. И рассчитали ведь как-то! План составили по ежедневному продвижению каждой части, каждого соединения! Потрудились!

Но вот по факту вышло, что столько дней ушло лишь на преодоление пути до основной оборонительно линии противника. И потому, чтобы прикрыть свои собственные, начавшие подгорать, пятые точки от гнева самого высокого руководства, штабные умы и решили максимально форсировать прорыв финской обороны. Да, звучало это как-то даже глупо — «Форсировать прорыв крепчайшей обороны!». Но, кто же думал в такие моменты о том, как это выглядело со стороны, если речь шла о сохранении собственной шкуры и высокой должности? В общем, генералы были уже советские, а замашки у них остались царские. Простым же «работникам войны» приходилось лишь «брать под козырек», да выполнять, что было велено. И они выполняли.

Второй батальон тяжелых танков продолжил ту же монотонную работу по переработке бетонных укреплений обратно в щебень, арматуру, да цементно-песчаную смесь. А следом тем же самым принялся «грешить» и третий батальон полка. Размеренно, без суеты, под не прекращающимся градом бессильно бьющихся о толстенную танковую броню 37-мм и 75-мм снарядов противника, советские танкисты расширяли и углубляли для себя проход, заодно избавляя пространство впереди от коварного снега. А коварным тот был по той простой причине, что скрывал под собой много всякой гадости. Там были и мины, и гранитные глыбы, и здоровые пни. И даже засыпанные под самый край снегом противотанковые рвы со стороны смотрелись ровным полем. В общем, много было неприятного для танков под устилающими землю снегами. А ныне всё это «великолепие» постепенно открывалось взглядам советских танкистов.

И что же в итоге? А в итоге, там, где в иной истории гибли сотнями Т-26 с Т-28, где клали свои жизни в не приносящих успеха атаках тысячи советских бойцов, новейшие тяжелые танки Т-54 прошли, словно раскаленный нож сквозь сливочное масло, прогрызя вражескую оборону на все 90 километров её глубины за каких-то шесть дней боев.

Естественно, действовали они при этом не в одиночку. Как только неуязвимые для вражеского огня танки расправлялись с мешающими продвижению вперед ДОТ-ами, ДЗОТ-ами, и просто пулеметными гнездами или же замаскированным артиллерийскими батареями, вперед, в образовавшийся проход, устремлялась простая смертная пехота, что огнем пистолетов-пулеметов и самозарядных винтовок буквально зачищала вражеские окопы и подземные части разбитых сверху укреплений.

Что-что, а перевооружить свою армию на автоматическое оружие СССР сумел наполовину уже к концу 1942 года. Плюс погоды на улице стояли хоть и зимние, но уж точно не те жуткие — 35 С и — 40 С, о которых помнилось Геркану по информации о Зимней войне 1939–1940 годов. И потому заранее заботливо подготовленное к зимней эксплуатации вооружение не так уж часто отказывало, позволяя советским бойцам тут и там подавлять противника сосредоточенным автоматическим огнем.

Закончилось же всё на 25-ый день с начала боевых действий, когда советские войска уже успели взять штурмом третью часть Выборга и протянуть щупальца колонн своих войск по направлению к побережью Ботнического залива. Правительство Финляндии, выстраивающее свою непримиримую политическую позицию на основании уверенности неприступности «Линии Маннергейма» срочно запросило у Москвы начала мирных переговоров, а там, в Кремле, и не возражали. Ведь Сталин вовсе не желал, чтобы многочисленные враги начали сравнивать его с тем же упокоенным ледорубом Троцким, который грезил экспортом революции исключительно насильственным путем и завоеваниями. Но и требования Москвы к Хельсинки отныне были совершенно иные, нежели во время провальных многолетних переговоров.