Хамелеон. Похождения литературных негодяев

Семьдесят лет прожил на свете герой этой эпиграммы – печально известный Фаддей Венедиктович Булгарин. Гораздо больше, чем многие его современники. Пушкин – 37, Лермонтов – 26, Белинский – 37, Веневитинов – 22, Баратынский – 44, Гоголь – 43, Грибоедов – 34, Полежаев – 33, Рылеев – 31, Дельвиг – 33, Александр Одоевский – 37. Они сгорали, а он тихо тлел и подбрасывал полешки в их костры. Те имена вошли в историю, а это…

Булгарин знаменит по-своему. Поляк по происхождению, в начале 1800-х годов служил в русской армии, участвовал в походах против наполеоновских войск. Потом дезертировал, бежал в Варшаву и вступил в польский легион в чине капитана французской армии. Воевал на стороне французов в Отечественную войну 1812 года. В 1814-м взят в плен прусскими войсками и выдан России.

После амнистии и возвращения в Петербург Булгарин познакомился со многими писателями, принимал участие в различных изданиях, высказывал вполне либеральные взгляды. Стал выпускать собственный журнал «Северный архив», а позже – «Северную пчелу», первую в России частную политическую и литературную газету.

Восстание декабристов окончательно определило дальнейшую жизнь Булгарина. Его верноподданнические выступления, политические оценки и литературные доносы заслужили полное одобрение власть имущих. Докладная записка «О цензуре в России и книгопечатании вообще», в которой он предлагал правительству усилить надзор за печатью и передать цензуру периодических изданий Особой канцелярии Министерства внутренних дел, пришлась по душе царю. Булгарин был сделан чиновником особых поручений при Министерстве просвещения, игравшем в ту пору далеко не просветительную роль, и тайным агентом «Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии» – органа политического сыска и надзора.

Вышло то, что предчувствовал Рылеев, написавший как-то Булгарину: «Ты не „Пчелу“, а „Клопа“ издаешь… Когда случится революция, мы тебе на „Северной пчеле“ голову отрубим!»

Измена политическая легко дополнилась литературной. Газета Булгарина, которая при рождении своем предоставляла страницы произведениям Пушкина, Грибоедова и Рылеева, хвалила альманах «Полярная звезда», теперь заполнилась чтивом, рассчитанным на нетребовательные вкусы и неискушенного в премудростях словесности читателя. Более того, она с готовностью поливала грязью любое мало-мальски талантливое произведение, если оно выходило из-под пера противников Булгарина или хоть в чем-то отступало от официального и общепринятого мнения.

Как свидетельствовал один из современников, газета обрела своего характерного читателя: провинциальные чиновники «ничего не читают, кроме „Северной пчелы“, в которую веруют, как в Священное Писание. Когда ее цитируют, должно умолкнуть всякое противоречие».

Газета Булгарина была доходным предприятием. Уже к началу 1830-х годов она имела четыре тысячи подписчиков – число по тем временам очень большое. И это вполне объяснимо. Булгарин стал единственным издателем, которому правительство разрешило помещать политические новости. Он не брезговал вымыслом и недобросовестными фактами. Печатал многочисленные – хорошо оплаченные – «рекомендации» и рекламные объявления. Одним словом, возвел свою беспринципность в журналистское кредо и в конечном счете руководствовался лишь личной выгодой.

Именно поэтому «Северная пчела», совершив крутой поворот, стала родоначальницей «торгового направления» в отечественной периодике. О ее дальней родственнице, газете «Новое время», выходившей в 1868–1917 годах и также поменявшей окраску с либеральной на консервативную, в статье с многозначительным названием «Карьера» отозвался В. Ленин: «Новое время Суворина на много десятилетий закрепило за собой это прозвище „Чего изволите?“ Эта газета стала в России образцом продажных газет. „Нововременство“ стало выражением, однозначащим с понятиями: отступничество, ренегатство, подхалимство. „Новое время“ Суворина – образец бойкой торговли „на вынос и распивочно“. Здесь торгуют всем, начиная от политических убеждений и кончая порнографическими объявлениями». Такая характеристика вполне бы подошла и «Северной пчеле».

Булгаринская многоликость не оставалась безнаказанной. Трудно найти порядочного литератора, который устно или письменно не высказал бы своего резкого мнения. Особенно доставалось Булгарину от Пушкина, Вяземского, Баратынского и их единомышленников. Выступая против, как выразился Пушкин, «полицейского Фаддея», они отстаивали идеалы человеческой и творческой независимости и порядочности.