Хаммер

Впереди показались несколько автобусов на отстое маршрута, дальше за ними пешеходный переход через шоссе, затем выход на платформу пригородных поездов и подземный переход к станции метро. «Успеть бы. Успеть. Но что это?» Около пешеходного перехода притормозила полицейская машина, пропуская людей, остановилась, да так и осталась стоять. Джой совсем сбавил темп, шел медленно и на вид как можно более непринужденно. Полицейские не уезжали, но пройти мимо них по переходу он не мог, без сомнения — его ждали, приметы были, отсекали переход. «Что же делать?»

И опять завыла сирена, и опять копы, на этот раз медленно, по шоссе, метрах в ста, ему навстречу двигался «приус». Он понимал — прочесывали тротуар, внимательно всматривались в каждого прохожего, цепко хватаясь за каждого, сопоставляя, анализируя, сравнивая. И вдруг машина стала притормаживать, подруливая к обочине. Джой сорвался и побежал, не выдержали нервы, потому как засекли, потому что сейчас выйдут из машины и подойдут к нему, и тогда все, тогда конец. Он бежал вперед по тротуару, полицейская машина остановилась, но копы не выходили, они просто еще не поняли, не осознали, что нашли того, кого разыскивали, и надо бежать, ловить и хватать его. Может, секунда, может, две от силы, и до них дойдет, что награды, похвалы и звездочки за задержание особо опасного преступника совсем рядом.

Дверь автобуса была открыта. Джой запрыгнул на верхнюю ступеньку, быстрым взглядом окинул салон, никого не было, только водитель, накрыв лицо кепкой, лежа дремал на пассажирском сиденье. Одной рукой Джой выхватил пистолет, другой схватил водителя за ворот и рывком поставил его на ноги:

— Ключи от автобуса! — заорал он, приставив ствол пистолета к носу перепуганного человека. — Быстро! Еще секунда, и убью!

— В замке, — испуганно моргая глазами, пролепетал тот.

Джой бросил взгляд на баранку, на секунду задумался: нет, такой заложник ему будет только помеха.

— Вали. И быстро, пока не передумал.

Водитель выскочил из автобуса и отбежал в сторону. Джой запрыгнул на водительское сиденье, завел мотор, включил передачу и рванул с места. Дверь осталась открытой, он не знал, как ее закрыть. Один из полицейских уже успел добежать до автобуса, вскочил на ступеньку, но автобус резко дернулся, он потерял равновесие и, падая, схватился за дверь, ноги и нижняя часть тела его протащились по асфальту. Заорав от боли, весь ободранный и оборванный, разжал пальцы и остался лежать на дороге. Автобус набирал скорость. Проезжая мимо «приуса», Джоев намеренно зацепил задок автомобиля, да так, что тот повернулся набок, другой полицейский некоторое время бежал следом, несколько раз выстрелил, но автобус уверенно удалялся.

Автобус, плавно перекатываясь на неровностях дороги, мчал на полной скорости. Свежий ветер залетал в открытую дверь, шумно гулял по салону, со свистом вырывался обратно на свободу в открытые окна. Джой давил на педаль газа, впереди был Южный мост, а что потом, куда потом, он и не знал, и не думал. Инстинкт самосохранения, ощущение очень скорой потери свободы толкали его вперед, к действиям, заставляли мчаться, куда — он и сам не знал.

Нет, уйти от преследователей не получалось, не то что окончательно, даже хоть как-то оторваться не мог. Очередной полицейский «приус» уверенно пристраивался на хвосте, еще несколько выруливали со Столичного шоссе и, завывая сиренами, устремлялись следом. Он видел их маячки, несмотря на отблески отраженного в боковом зеркале заходящего солнца, совершенно безразличного, безучастного к тому, что происходило с ним и вокруг него.

Слыша завывания сирен, автомобили впереди уходили в сторону, уступая дорогу. Педаль газа уперлась в пол, быстрее, чем ехал, автобус мчаться уже не мог. Джоев улыбнулся непонятно чему и кому.

Почему-то вдруг отлегло, отступило, сошло. Вся эта суета, стрельба и погони показались абсурдом и чепухой, лишенными смысла и хоть какой-то ценности. А в чем, собственно, смысл и корень? И был ли он вообще хоть в чем-то, хоть чуть-чуть? Ветер гулял по салону, гоняя по полу обрывки бумажек, брошенных билетиков, трепал волосы на его голове, бодрил, отрезвлял, умиротворял.

Джой посмотрел на стрелку указателя топлива — полбака. Нащупал рукой за поясом сзади рукоятку пистолета. Усмехнулся своей мысли, и безрадостной, и неутешительной, но уж точно прорицательной — полбака жизни. На душе было спокойно. Почему? Наверно, потому, что все стало ясно и отчетливо, до мелочей понятно: пока едет — живет, полбака жизни. И вдруг рассмеялся, громко, раскатисто, исступленно, так, что слеза выкатилась, а потом вдруг запел, заорал во все горло: «Эй мороз, мороз, не морозь меня, не морозь меня, моего коня…» Это была истерика, крик отчаяния и неминуемой обреченности.