Хаммер

И опять тупик. Вернее, из него так и не выбрались. Тополеву на глаза Аранский старался не показываться, особенно доставал Питуниным, кричал, что, если нет на него ничего, доказать не может, киллера не нашел, извинись и выпусти. Аранский не слушал, держал Слона под замком, была у него чуйка, была и не оставляла пока. Держал, но понимал, если буквально завтра ничего не нароет, придется выпускать, и не с лучшими ощущениями при этом.

Тополев ругался:

— Нет у тебя на него ни-че-го. Повелся я, как дурак, дал добро на арест, а сказать мне теперь нечего. Чуйка у него.

— Кому сказать?

— А ты думаешь, как? Каждый день звонят, интересуются, на каком основании. И что я должен говорить — на основании чуйки твоей? Все, выпускай. Будут факты, реальные, тогда другое дело. Как лох, повелся.

— Завтра.

— Что завтра?

— Завтра выпущу. Не нарою — выпущу.

Тополев вздохнул, отвернулся к окну, думал минуты две:

— Иди рой.

В кабинет Аранский вернулся с испорченным вконец настроением. Кордыбака сидел за своим столом и молча, как ни в чем не бывало рисовал на листе бумаги квадратики, кружочки, ромбики. Раздражало все, и это тоже. Подошел к окну.

С высоты третьего этажа посмотрел вниз. Смотрел и завидовал тем, кто сейчас не торопясь переходил дорогу на светофоре, шел уверенно по улице в своем определенном направлении или рулил автомобилем. Казалось, все они сейчас были спокойны и расслаблены, не тревожили их волнения, не мучили проблемы, не беспокоили размышления многосложных комбинаций, шли, ехали, гуляли. Да, тупик, да, загрузли, но почему его так все это бесило? Раньше такого не было? Может, и было, не обращал внимания. Разумеется, хотелось так, чтобы подумал, просчитал, проверил и, как результат, немного продвинулся вперед, немного, но продвинулся, еще подумал, поработал и опять продвинулся. Нет. Загрузли, как в болоте, хоть психуй, срывайся на Кордыбаке, да хоть головой об стенку бейся — глухо. Плюнуть на все это, к чертям собачьим уволиться, забыть все это напрочь и махнуть охранником на автостоянку, сутки в конуре помаялся, два дня дома в потолок плюй. Сказка? Пожалуй, тоска. Но раньше ведь любил головоломки, такие дела разматывал, сам потом удивлялся, как получалось. Вздохнул, подошел к столу Кордыбаки, постоял немного, глядя на художества:

— Вижу, мысли есть, на бумаге решил изложить?

— Наброски.

— Посвяти.

Валентин подумав, подписал два больших овала в верхней части листа — «Гринев», «Беспалов». Ниже между ними в квадратике поменьше написал — «Киллер», еще ниже в ромбе — «Заказчик», а под заказчиком ниже в скобках — «Питунин».

— Такая картинка, Сергей Викторович, нехитрая вырисовывается.

Аранский взял в руки лист, критичным взглядом окинул творение и небрежно положил обратно на стол:

— И долго мучился над шедевром?

— Не знаю, как вам, а мне так лучше думается. Смотрю, и мысли как бы тут все вместе над листом кружат.

— Я понял, что-то вроде магии. Ну, что ж, давай поколдуем. Начинай.

Валентин придвинул лист ближе к себе, немного подумал:

— Понятно, что оба убийства между собой связаны. Гринева не грабили, не пытали, просто убили, и отрубленный палец был как указочка для Беспалова. То есть убили ни за что, как послание для Беспалова. Жестоко, подло, гнусно, просто нет слов.

— Хочешь сказать, отморозки полные?

— Да, нормальные люди на такое не пойдут.

— И что?

— А то, Сергей Викторович, не Питунин это. Не тот он человек, не бандюк конченный, может, на подляну какую и способен, но не до такой степени, чтобы в виде предупреждения человека убивать.

— А я другого мнения. Плохо ты людей знаешь. А сколько случаев, тихони, приличные семьянины, и жены, и дети, и на работе уважаемые, а женщин насилуют, истязают, на куски режут. Ты на глаза его посмотри, Питунина, красные, навыкате, изо рта чуть ли слюна не течет, как у быка бешеного перед броском.

— Да больной он, Сергей Викторович.

— И чем же это?

— Не знаю, как минимум ожирением.

— Вы с Тополевым не сговорились? Посидит, может, похудеет немного, на пользу пойдет.

— Не знаю, — Валентин неуверенно пожал плечами. — Для него каждый день в камере событие не из лучших. Да и со здоровьем как бы осложнений не было.

— Думаешь, выпустить?

— Да куда он денется? Нужен будет — позовем, прибежит как миленький.

— Может, ты и прав. А чуйка моя?

— Сергей Викторович, позвонить, пусть готовят на выход?

— Нет, Валя. Посидит. До завтра. С Тополевым я уже так договорился. Завтра к обеду уже дома будет.

— Завтра так завтра. А вот что дальше делать, мыслей нет.

— С Гордием нужно встретиться и побеседовать. Но его пока нет. Что у нас по линии оружия?

Валентин открыл свой блокнот:

— С места преступления Гринева, как известно, оружие не осталось, а с винтовкой поработали. Новая, несколько выстрелов всего было сделано. Раньше нигде не засветилась. Как здесь оказалась? Скорее всего, из Донбасса.

На столе Аранского зазвонил городской телефон. Аранский посмотрел в сторону своего стола, подходить не торопился, словно размышлял, снимать трубку или нет. Наконец все же решился, подошел к столу и со словами: «Хоть бы не Тополев», — снял трубку.