Хаммер

Гриневой стало неприятно столь откровенное, нездоровое любопытство к своей персоне, а может, внешнему виду, и она поинтересовалась:

— Что-то не так?

Не ответив, девушка, вернулась к столу и перевела свой пытливый взор на экран монитора. Наконец приоткрылась дверь, и, проскользнув в щель, в комнату вернулась первая сослуживица:

— Подождите, пожалуйста, на улице, — сказала она как ни в чем не бывало.

Теперь удивилась Гринева столь необычному гостеприимству, но, ничего не сказав, закрыла за собой дверь и вышла на крыльцо.

Во дворе было восхитительно. Это чем-то напоминало курортный пансионат в чистой, зеленой загородной зоне. Не хватало только озера. Но оно есть, она это чувствовала, и было где-то совсем рядом.

По периметру детсада беспорядочно теснились здоровенные дубы, кое-где заскакивая и на территорию сада, плотно закрывая солнечные лучи и наполняя двор тенью, прохладой, чистым воздухом, стрекотом и щебетанием пернатых.

Она достала из сумочки сигарету и прикурила от крохотной, с мизинец, зажигалки, несильно затянулась и, скрестив руки, неожиданно подтянула вверх свою немаленькую и формистую грудь.

Собой она была хороша, Гринева это знала. Повернув, как горлица, голову набок, она словно окинула себя взглядом со стороны и сверху вниз. Все было хорошо, она смотрелась шикарно, если не заманчиво, ей было чем блеснуть, ну было, уж она-то знала. Слегка поправила прическу, стряхнула элегантно пепел с сигареты и потянулась вольностно всем своим здоровым телом так, что даже вздрогнула.

Максим подкрался сзади незаметно, чуть склонился и мягко, протяжно прошептал ей в самое ухо:

— Лиля…

От неожиданности и щекотки она испуганно слегка втянула голову в плечи и, не оборачиваясь, поднятыми вверх руками обхватила его голову:

— Максимка, ты меня пугаешь.

— Только самую малость, — подыграл он ей. И шумно, с наслаждением втянул воздух полными ноздрями. Так пахло только ее тело, ее волосы, и легкий, еле уловимый аромат неведомых духов пьянил и убивал.

— Я не могу, — тихо простонал он. — Я сейчас потеряю сознание и умру навсегда.

— Ну, что? — вторила она ему.

— Можно я тебя немножечко съем?

— Только чуть-чуть.

Он легонько прикусил ей самый кончик уха.

Она знала, этот миг настанет, не минуты, только секунды, короткие и бесконечные, неосязаемые, как Вселенная. Она таяла, она растворялась в какой-то невидимой ауре, она исчезала в пространстве, в материи, в природе, воссоединяясь с легким дуновением ветерка, чудной песней далекого соловья, с еле уловимым, нежным звуком падающего с дерева листа.

— Я так и знала, — она вздохнула, медленно и трудно приходя в себя.

— Что?

— Будешь увиваться.

— Конечно, еще как.

— Я ведь по делу, Макс.

— Я тоже.

— Что тоже?

— Увиваюсь.

— Да ну тебя, — она, наконец, повернулась к нему лицом. — Рада тебя видеть.

— А я еще и ощущать.

Лилия Романовна покачала головой:

— Ты все такой же ловелас.

— Без перемен.

— Я ведь по делу к тебе, — повторила она еще раз.

— Почему, почему по делу, — заныл он. — Почему не ради страсти, яркой, дикой и горячей?

— Вот именно, лучше стихи пиши.

— Я правда, Лиля, ты же знаешь, я очень несчастный, обиженный, обделенный и обездоленный. У меня никогда не было и нет до сих пор доли. Представляешь, я человек без доли?

— Ой, болтун, — откровенно удивилась Гринева. — Жена, двое детей, скоро внуки будут, а ты все не меняешься.

— Да. Но ты же знаешь, после того, как ты меня бросила и вышла замуж за Гринева, у меня было только два пути: утонуть в вине или жениться. Я выбрал остаться в живых, будучи убитым, чтобы, может быть, когда-нибудь попробовать подарить себя тебе еще раз.

Гринева промолчала, и хотя он нес чушь несусветную, ей все равно было приятно.

— А ты говоришь, по какому-то делу. Обидно.

— Я не представляю, Максим, как тебя только терпят сотрудники, как только они тебя выносят. Хотя бы те две милые особы, — она кивнула в сторону входной двери.

— Мои девчата? Очень тяжело, — согласился он.

— О, я представляю. Только что одна из них так на меня смотрела, так смотрела… Ну не знаю, скажем, словно я у нее забрала любимую игрушку.

— Забери, Лиля, забери меня, пожалуйста.

— Максим, — она удивленно всплеснула руками, — я ведь не тебя имела в виду!

— Все равно забери, как я от них всех устал. Знаешь, как я хочу оставить все это к чертям собачим и, как когда-то, забыться на твоей груди, пусть даже насмерть.

— О нет, нет, ты мне нужен живой.

— Хорошо, тогда до утра позволишь? Помнишь, как это было?

— Это было давно, и я уже все забыла.

— Ты меня опять обижаешь.

— Ну извини, — ей стало немного жаль его. Того Максима, балагура и весельчака, который подарил ей первую любовь много-много лет назад и, как он правильно заметил, яркую, дикую и страстную. Она это помнила. Все до мельчайших подробностей, разве такое можно забыть. — Кстати, когда мы последний раз виделись? Год назад?

— Не-а, — он отрицательно покачал головой.

— Два?

— Нет.

— Три?

— Нет. Два с половиной. И тоже по делу, — с сожалением констатировал он.

Лиля положила ему руки на плечи:

— Уверяю, — она жадно и откровенно посмотрела в его глаза, — я исправлю эту ошибку.

— Опять обманешь.