Хамсин

Седой мужчина проводил ее в 13-ю ложу бельэтажа и закрыл дверь. Он нескольким движениями пересадил людей, которые норовили тоже в нее попасть. И они слушали оркестр вдвоем, в особенности тот трогательный дуэт «Parigi, o cara», продолжая размещать напиток все ниже и ниже. Ладу разобрал смех в четвертой, самой трагической части. Она вдруг вспомнила, что первую Виолетту играла толстушка, а зал думал, что это шутка. И не мог поверить в ее близкую смерть от чахотки.

Мужчина самодовольно потрогал свои усы, а потом приблизился к ее уху и шепнул:

– Моя ночь в вашем распоряжении.

– Тогда я забираю вашу ночь. Сколько она стоит?

Его резанула самостоятельность этой фразы.

– Это подарок.

Неужели она это сказала вслух? Незнакомому мужчине в оливковой рубашке. Может, все потому, что она выпила через край или у нее давно не было секса? Один раз за полгода с Димкой не считается. Еще тогда в Ришоне. В городе где по соседству жило еще 120 тысяч людей. Она постаралась это воспоминание разорвать в клочья. Настолько сильно оно ее било наотмашь.

Поняла, что все сейчас начнется, когда он стал гладить ее чулки и заходить пальцами под резинки. Лада со стороны увидела, как выгибается навстречу его рукам, как подталкивает их под свои трусики. Или это выгибался коньяк в ее теле гимнастическими упражнениями типа седов, приседов и выпадов?

Он ускользал и возвращал пальцы под ее колени. Ей вдруг стало понятно, что сейчас она узнает, как это быть с другим мужчиной. Ведь отродясь кроме Димки, у нее никого не было. А потом он стал натирать ее через белье… И последнее, что отпечаталось в мозгу – это мысль: «Это я падшая… Я заблудившаяся. Я, а не Виолетта».

Она не помнила как они добрались до гостиницы и как он ее раздевал. Когда алкоголь стал выветриваться – он добавил из бара. Он полночи очень старался ее впечатлить. Она полночи старательно изображала оргазм.

Наутро у него зазвонил телефон. Рингтоном из фильма «Бригада». Он поднял трубку с некоторой заминкой. Лада увидела, что из ушей растут волосы. И где-то далеко на заднем, но очень важном плане послышались детские голоса. Их писк и драка: «Дай и мне поговорить с папой!». Он перекрывал их своим монотонным бубнением.

– Дорогая, я нормально долетел и поселился. Просто встреча затянулась до двух часов ночи. Я не мог перед сном позвонить. Да, долго не отвечал, потому что ты меня разбудила. Я в три утра только лег. Ты же знаешь этого Афанасьева, пока все не выпьет и не выговорит – не остановится.

Дальше он только слушал и кивал. Было понятно, что жена видит его кивание. Поднимал треугольником левую бровь, неестественно смеялся и переспрашивал:

– А что учительница? Так и сказала? Мы же только форму купили, и что – уже белые катышки на локтях?

Потом ему, видимо, задали вопрос, потому что он забегал. Словно опомнился, что разговаривает с супругой без трусов и поспешно пообещал:

– Конечно, куплю. Какой разговор? Ты же знаешь, что хорошую оленину можно купить только в Киеве.

Красная кнопка отбоя стала пусковой. Лада быстро оделась, словно три года служила в израильской армии, и, не сказав ни слова, вышла за дверь. Ей было стыдно перед девственным утром за свое несвежее вечернее платье. За вчерашние чулки и пальцами расчесанные волосы. За то, что она не помнила, был ли на нем презерватив.

Ей стало еще хуже. Дыра разрасталась с новым рвением.

Ладе казалось, что одной ночью можно зачернить, закрасить, забелить долгие 20 лет… Она жестоко ошибалась. За одну ночь можно все в подробностях воспроизвести, поднять одним махом и так и оставить на поверхности. Потому что обратно оно не заталкивалось.

Когда утро насунуло бейсболку практически на глаза – стало еще хуже. И Лада начала оглядываться по сторонам. Ее тяжелое вечернее платье отдавало затхлостью. С подола свисал чей-то волос, накрученный на спиральные бигуди. Она его подцепила с пола оперного театра и принесла домой. Туфли с каплями вчерашнего, плохо подсушенного, дождя валялись в прихожей. Когда она стала под душ – из нее стала подтекать чужая сперма. Другого цвета и формы. Ей стало дурно. Они не предохранялись. У нее может родиться усатый ребенок.

Все тело стало радаром с высунутыми в разные стороны антенками. Они шевелились и нашептывали прямо в ухо: «…посмотри, у тебя стала чувствительнее грудь и соски болезненно реагируют на мыло… И больше она… Словно разнеслась, как дрожжевое тесто. И тошнит тебя… И вчера тошнило… И позавчера…»

…Когда воспаленный мозг ей это диктовал – у ребенка уже появилось несколько крошечных кровеносных сосудов и начало формироваться сердце…