Из всех фраз, которые могут заставить девушку чувствовать себя особенной, я не ожидала, что это будет одна из них. Но мое сердце все равно трепещет.
— Она была хорошенькая, — протестую я, бог знает по какой причине.
— И?
— И, — я изо всех сил пытаюсь найти какой-нибудь способ выбраться из этой дыры, в которую сама себя загнала, — я тусовалась с Майком в передней части автобуса, — говорю я, наконец отвечая на его вопрос о том, куда пошла после того, как сбежала из кухни.
— Это Адам устроил весь тот шум на крыше автобуса?
Я хихикаю при этом воспоминании.
— Да, думаю, Джоэль присоединился к нему там.
Улыбка Шона оставляет самую маленькую, самую очаровательную ямочку на его щеке.
— Я думал, что и ты тоже там.
— Я слишком устала, чтобы взбираться на автобусы.
— Просто подожди, пока мы не пробудем в дороге несколько недель. Ты даже не сможешь отличить сон от бодрствования.
Я откидываю голову на спинку пластикового стула, устав от одной мысли об этом.
— Извини, что украла у тебя затычки для ушей.
Шон сползает в своем кресле, чтобы оставаться на одном уровне со мной, поворачивая голову с той самой растопляющей сердце улыбкой на лице.
— Они все равно были твоими.
— В смысле?
— Я давно привык к храпу Джоэля. И прихватил их на случай, если они понадобятся тебе.
Я съеживаюсь, мой голос совсем тихий, когда говорю:
— А я их украла… — Когда он тихо хихикает, я закрываю глаза и ругаюсь. — Вот черт. Прости.
— Извинения приняты.
С закрытыми глазами я не могу удержаться от смеха.
— Я также сожалею, что вылила твой гель для душа в канализацию и заменила его своим.
Приоткрываю один глаз, и Шон поднимает бровь.
— Ты… — Осознание озаряет его лицо, и глаза округляются. — Ты это сделала?
— Ага, сделала.
— Но почему?
Я пожимаю плечами.
— Хорошая новость в том, что ты будешь пахнуть ванилью и жасмином.
— Мечта каждого парня.
— Видишь? — говорю я с широкой улыбкой. Сажусь прямо и скрещиваю ноги на стуле, прежде чем повернуться к нему лицом. — Я хороший друг.
Шон хватает меня за икры и подбрасывает вверх, пока я не падаю назад и не начинаю визжать, пытаясь удержать равновесие. Когда я наконец сажусь, чтобы ударить его по руке, он только ухмыляется. Я скрещиваю руки на груди и откидываюсь на спинку стула, твердо поставив ноги на пол, стараясь не улыбаться.
Мне этого не хватало. Просто тусоваться с ним. Просто болтать, потому что это самая легкая вещь в мире несмотря на то, как колотится мое сердце и как краснеют щеки. Я скучала по его смеху, улыбке и глазам.
Я скучала по нему.
— Я скучал по этому, — говорит Шон, и эта скрытая улыбка наконец-то появляется на моем лице.
— И я тоже.
Мы разговариваем, шутим, бросаем простыни в сушилку и смотрим, как мамаша приходит и уходит. Потом сидим на скамейке в закусочной на другой стороне улицы, пробуя знаменитые филадельфийские чизстейки, и Шон спрашивает меня, о чем мы с Майком говорили, когда были одни в передней части автобуса.
Я ни за что не скажу ему, что мы говорили о нем, поэтому увиливаю. И как только у меня появляется возможность, меняю тему, спрашивая Шона о том, что меня интересует со вчерашнего вечера.
— Майк когда-нибудь связывался с фанатками?
Шон, жуя, качает головой. Я понятия не имею, как ему удается даже жевать симпатично, но он так очарователен со своими хорошими манерами, что я хочу съесть его целиком.
— Он был с одной или двумя поклонницами, но ни с такими, как те девушки в автобусе прошлой ночью.
— Почему?
Подумав об этом, Шон откусывает еще кусочек.
— Помнишь подружку, которая была у него в школе?
— Кажется ее звали Даника или что-то в этом роде? — спрашиваю я.
Я помню ее безупречные медово-каштановые волосы и яркие белые зубы в дорогой дизайнерской улыбке. Она была в команде поддержки, и зная Майка так, как знаю его сейчас, я понятия не имею, что он вообще в ней нашел.
— Он встречался с ней года три, — подтверждает Шон. — Поставил ее на пьедестал, но она бросила его прямо перед тем, как мы переехали.
— Из-за большого расстояния? — Я собираю мусор и выбрасываю в корзину, в которой был мой чизстейк.
Шон отрицательно качает головой.
— Потому что она была золотоискательницей, которая пыталась заставить его уйти из группы. Она была уверена, что он ничего не добьется.
— Ну и сука, — фыркаю я, и Шон решительно кивает, прежде чем откусить последний кусок от своего сэндвича. Он собирает наш мусор, и я иду за ним к мусорным бакам.
— Да. Она разбила ему сердце.
— Как ты думаешь, он сейчас хочет подружку?
— Возможно. Но он так… осторожничает, понимаешь? Он заслуживает кого-то особенного.
— Кого-то, кто заслуживает его, — соглашаюсь я, и когда мы переходим улицу, Шон одаривает меня одобрительной улыбкой, от которой созревают бледные яблоки моих щек.