Хаос

Майк сказал, что все искали нас этим утром, а мы с Шоном ведем себя так, будто никто не имеет значения.

— Адам всегда опаздывает, — возражает он, его губы опускаются все ниже и ниже. Он зацепляет пальцем воротник моей рубашки и тянет его вниз, чтобы попробовать меня еще больше, тепло скапливается глубоко в моем животе, опускаясь все ниже и ниже.

— Шон, — протестую я, но это звучит как молитва даже для моих собственных ушей, и когда он падает на колени передо мной, мои пальцы зарываются в его волосы.

— Пять минут, — говорит он, уже задирая мою рубашку, чтобы провести губами по моему животу.

Все ниже и ниже.

Шон быстро расстегивает пуговицу, и стягивает мои джинсы вниз. Быстрые пальцы дергают меня за шнурки ботинок, и я выхожу из них и избавляюсь от джинсов. Мои трусики тоже стягивают вниз, но Шон даже не ждет, пока я выйду из них, прежде чем его губы прижимаются ко мне.

Жар, расплавленный, горячий жар смыкается там, где я уже мокрая для него, и моя голова откидывается назад со стоном, который заставляет мои колени дрожать. Сильными руками он держит мои бедра на месте, прижимая их к стене и удерживая меня, пока старый кирпич впивается в мою задницу. Мои глаза закатываются под закрытыми веками, пальцы сжимают волосы Шона, пока он пожирает меня твердым кончиком языка, а затем прижимается еще дальше. Влажность его языка пробегает между моих ног, и его рука скользит вверх по моему животу, по выпуклости лифчика, дразня нетерпеливый сосок, который напрягается под черным кружевом. Все мое тело оживает, нервные окончания танцуют, словно Шон настраивает их, как забытый инструмент, и когда я открываю глаза и смотрю на него, его зеленые глаза смотрят на меня из-под густых черных ресниц. Он поднимает руку между моих ног, находит влажный след, проложенный его языком, и погружает два пальца глубоко-глубоко внутрь меня.

И, боже, стон, который вырывается из меня, когда мои колени начинают дрожать, он сильнее возбуждает меня, делает его глаза темнее, заставляет меня быстрее нестись к своей кульминации.

— Шон. — Мой голос хриплый, нуждающийся, отчаянный. Я убираю руки с его волос, вцепившись в стены здания, потому что чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Я была с другими парнями, но никогда, никогда в жизни не чувствовала себя так, как сейчас. Я собираюсь развалиться на части. Белая искра поднимается во мне, угрожая взорваться фейерверком.

— Кончи для меня, детка, — говорит Шон, его низкий, хриплый голос приносит еще один прилив тепла между моих ног, когда его пальцы заставляют мир рухнуть. — Мы не уйдем отсюда, пока ты этого не сделаешь.

И, боже, я верю ему. То, как он двигает своими талантливыми пальцами внутри меня, он был бы здесь весь день, всю ночь, навсегда, если бы…

— О боже, — вырывается из меня, когда я взрываюсь. Мои колени почти подгибаются, и сильные руки Шона хватают меня за талию, прижимая к стене. Он пожирает меня языком, пока я не таю вокруг него, а затем ловит каждую частичку меня, жадно продолжая лизать все больше и больше, и… — О боже мой, — стону я, когда вторая волна удовольствия захлестывает меня, захватывая контроль над моим телом, и я даже не уверена, что все ещё внутри него. — Шон… О… Боже…

Мои стоны становятся громче, когда самый сильный оргазм, который я когда-либо испытывала, настигает меня, а Шон быстро встает на ноги, завладевая моими губами так, что мне хочется упасть на колени.

Я хочу расстегнуть пуговицу его джинсов. Хочу почувствовать его внутри себя — глубоко, где я все еще пульсирую для него. Но он жадно целует меня, крадет слова с моих губ и мысли из моего разума. Я принадлежу ему, только ему, слепо следуя за ним, пока поцелуй углубляется, замедляется, успокаивается. Когда его губы отрываются от моих, я все еще задыхаюсь, смотря на него полуприкрытыми глазами.

В оцепенении хочу сказать ему, что люблю его. Хочу произнести эти слова сонно, с полуоткрытыми глазами. Я хочу повторять их снова и снова, пока он снова не поцелует меня.

Вместо этого прижимаюсь лбом к его лбу, и он улыбается.

— Спасибо, — говорит он, и у меня вырывается усталый смех, когда я закрываю глаза.

— Ага, Шон. Всегда пожалуйста.

Он целует меня нежно, очень нежно, а потом убирает волосы с моих глаз и прижимает ладонь к моей щеке.

— Открой глаза.

— Зачем? — спрашиваю я, уже раздвигая ресницы, чтобы увидеть, как он зачарованно смотрит на меня.

— То, как они сейчас выглядят… — Большим пальцем он гладит меня по щеке. — Мне было интересно, как они будут выглядеть прямо сейчас.

Мои щеки пылают румянцем, но он слишком занят изучением моих глаз, чтобы заметить это. Мягкая улыбка расцветает на его лице, разжигая гнездо бабочек в моем животе, пока они не начинают нервно хлопать у моего сердца. Я не привыкла к этому — к желанию сказать ему, что так сильно люблю его, к тому, что он заставляет меня чувствовать, что я могу это сделать.

— Мы опаздываем, — еще раз напоминаю я ему, протягивая руку, чтобы поднять трусики. Мои колени все еще дрожат, когда я влезаю в джинсы и развязанные ботинки.