Хаос

— У меня было пять минут, — поддразнивает Шон, когда я протягиваю руку, чтобы завязать шнурки. — Я почти уверен, что у меня осталось еще две.

Я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть на него, и улыбаюсь, как и он.

С моей рукой в руке Шона, я плыву к автобусу, все мое тело гудит от подаренного Шоном удовлетворённого истощения. Каждый раз, когда мои мысли возвращаются на крышу этого отеля, по коже пробегают мурашки, и я борюсь с желанием затащить его в переулок, на пустую парковку, в туалет в ближайшем кафе быстрого питания. Я продолжаю украдкой поглядывать на него, он продолжает ловить мои взгляды, и я проклинаю каждый смешок, который срывается с моих губ, потому что бессильна остановить их.

— Можно я скажу Роуэн и Ди? — спрашиваю я, желая сказать кому-нибудь, кому угодно, что мы с Шоном вместе. По-настоящему вместе.

Шон качает головой, и я надуваюсь.

— Они расскажут Адаму и Джоэлю, — рассуждает он. — И они превратят эти два последних дня в ад.

— А Лэти?

— Он расскажет Персику и Ди, а они расскажут Адаму и Джоэлю.

— Ладно, а как насчет Кэла?

— Твоему брату? — Шон притормаживает перед тем, как мы подходим к стоянке, на которой стоит автобус. Его улыбка исчезает, и когда я киваю, он говорит: — Давай просто подождем, ладно?

— Почему?

Проходит секунда молчания, затем еще и еще, прежде чем он говорит:

— Он дружит с Лэти, верно?

— Да…

Дружит… определенно.

— Значит, он расскажет Лэти, а Лэти расскажет Персику и Ди…

Я вздыхаю, и Шон сжимает мою руку.

— Позже, — обещает он. — Не сейчас, ладно?

Он целует меня прежде, чем я успеваю ответить, мягкое прикосновение его губ волшебным образом возвращает мне улыбку.

— Ладно.

Как раз перед тем, как мы входим на стоянку, он отпускает мою руку, и я заставляю себя не обращать внимания на то, как болит грудь. Я иду за ним к автобусу и, когда он открывает передо мной дверь, забираюсь в него.

Ребята тут же набрасываются на нас, и каждая вещь, в которой они нас обвиняют — правда или чертовски близко к ней. Мы улизнули вместе. У нас уже несколько недель тайная связь. Мы влюблены. Мы трахались на крыше, прежде чем Майк нашел нас.

Шон закатывает глаза, и Джоэль смеется.

— Нас там заперли, придурок.

— Ага, конечно, — поддразнивает Джоэль.

— Кит была пьяна и решила подняться туда. Что я должен был сделать, позволить ей упасть?

Шон легко лжет, и если бы я уже не знала правду, то даже не сомневалась бы в нем. Обман тает на его языке, как сахар, и я уверена, что съела бы его.

Когда Джоэль смотрит на меня, я потираю висок, как будто у меня похмелье.

— Не спрашивай меня. Я ни хрена не помню.

Я и сама не новичок во вранье, особенно когда это удобно, но у этой лжи… неприятный привкус.

— Однажды я чуть не упал с крыши, — говорит Адам, когда автобус выезжает на шоссе, унося нас в новый день, в новый город, в новое шоу. — Вообще-то, — он хмурит брови, — мне кажется, я действительно однажды упал с крыши. Шон, ты помнишь ту вечеринку в Колд-Спрингс?

Шон хихикает, собирая свои вещи для душа.

— Да, мужик, ты определенно упал с крыши.

Адам кивает сам себе и потирает призрачную шишку на затылке.

— Да… Я так и думал.

Когда Шон проскальзывает в ванную, внимание Джоэля переключается на меня.

— Так вас, ребята, серьезно заперли на крыше?

Я придерживаюсь истории Шона, и Джоэль дуется, но оставляет это — и остальные ребята тоже, даже роуди. После очередного раунда издевок на саундчеке все утро забывается. И я не пишу Роуэн. Не пишу Ди. Не пишу Кэлу. И не пишу Лэти.

На саундчеке Шон возобновляет наш тайный флирт, и, хотя все его прикосновения тайны и мимолетны, они все еще заставляют мое сердце биться так же быстро, как и сегодня утром, когда он был… когда мы были...

Мои щеки пылают огнем при воспоминании, когда мы выступаем в тот вечер перед аншлаговой публикой, и когда я смотрю на него через сцену, а его глаза уже смотрят на меня, я хихикаю. Хихикаю в середине проклятой песни, а мышечная память — это единственное, что удерживает мой гитарный медиатор на нужных струнах. Хотя это все еще секрет, он мой парень. Мой долбаный парень. Улыбка на моем лице — это живое существо, пробирающееся туда в неподходящие моменты и угрожающее рассказать все мои секреты каждому лицу в толпе.

Я ненавижу, что мы не рассказали ребятам о нас, но я понимаю… кажется. Да, они будут раздражать. Действительно чертовски раздражать. Мы не услышим конца подколам, пока не закончится тур и не вернемся домой. Но девчачья часть меня приветствовала бы это. Она бы разжигала огонь с непревзойденным уровнем публичного проявления привязанности, который смутил бы всех до чертиков — ее саму больше всего. Потому что Шон наконец-то стал ее парнем, и она не хотела бы этого скрывать — никогда, ни от кого.