Я уже собирался отложить перо в сторону, как понял, что еще не пробовал писать слова. Подделать автограф — дело нетрудное и не пыльно, а подчерк? Я написал слово «Привет» и тупо уставился на него после. Я долго пялился на буквы, пока не врубился, что передо мной кириллица, которая поначалу показалась тарабарщиной. Еще бы, разум то перестроился так, чтобы понимать местный язык. Твою мать, выходит, что если я буду писать, то только на русском? Дополнительной проблемы мне только не хватало. Я закрыл глаза и сосредоточился, пусть память тела Аархина поможет. Если тело помнит чой-хуа, то и с простым заданием справится. Когда я взглянул на надпись, выдох облегчения вырвался сам собой. «Привет» состоял из энхорских букв, а самое важное — подчерк почти не отличался от хозяевского.
Освободив место на столе, я улегся на сложенные руки. Желания спать не ощущалось, но, тем не менее, в сон удалось провалиться достаточно скоро.
Обстановка вокруг не переменилась, я по-прежнему, был за столом в кабинете главного смотрителя порта, но на стуле передо мной, глядя в сторону, сидел последний н'шаст Энхора. В руке он держал золотой кубок. Я не думал говорить первым, но молчание затянулось.
— Учитель?
— За триста лет я успел потерять многих. От старости умирали те, кого я любил, поэтому я поклялся больше не поддаваться этому светлому чувству. Мои друзья гибли в войнах с хаоситами, поэтому я старался больше ни к кому не привязываться. Но без друзей моя долгая жизнь стала бы серой, как сутаны вопрошающих, — тихо произнес Аархин, отпивая из кубка. — И сегодня я лишился еще одного друга. Вот, выпей со мной за Мийэна Заурбанза.
На столе энергией соткался точно такой фужер, наполненный прозрачной жидкостью; я принюхался — что-то крепкое.
— Я обещал тебе отказаться от алкоголя.
— Сегодня можно. Сегодня можно все. Пить, горевать и вспоминать.
— За Мийэна! — я провозгласил тост и отправил жидкость в себя. Ух, ядрена мать, что за алхимическое пойло? Водка мной отныне будет считаться напитком легким, даже приятным на вкус. Из чего гонят эту энхорскую сивуху?
— Она зовется баргашта, и гонят ее, как ты выразился, из горькой травы маульянц, которая растет в северной части Джийятской империи. — Голос н'шаста звучал не так, как обычно. Да ведь он пьян! Сколько же он успел выпить, я же только-только появился.
— Пять стаканов баргашты мне хватало, чтобы почувствовать легкое головокружение. Но в Акл-Миратэ я немного усилил градус, глотка теперь довольно, чтобы напиться. Будь осторожен.
— Ты злишься на меня? — спросил я, ощущая, как тепло разливается по телу, а голову окутывает приятный туман.
— За что? Поступи ты по-другому, наша тайна была бы под угрозой. Мийэн же поступил так, как посчитал нужным. Он был смелым, искреннем в своем служении Порядку. Из него вышел бы превосходный н'шаст, жаль, что судьба распорядилась иначе. Ищешь виновного? Его имя Хаос. Энкрич Долговязая Смерть лишь его орудие.
— Я забрал его жизнь взамен, хотя уже думал, что буду следующим трупом.
— Ты справился отлично, выше моих ожиданий. Я боюсь предположить, что ожидало Энхор в будущем, если бы он восстановил силы. Жертва Мийэна не напрасна, и ты завтра доведешь до Совета Тибора, что похоронить его должны на территории Храма. Таково мое желание, Аархина Маггорайхена.
— Сделаю. Я видел и Хашайю, — сказал я. — Но не рискнул ничего предпринять.
— Это ты тоже верно поступил. — Хранитель Порядка швырнул кубок сторону, и тот разлетелся на мириады осколков, испарившихся через мгновение. — Я заточен на земле, а в Энхоре действуют хаоситы, словно не было этого века без н'уданов! Нагло, дерзко, возле крупнейшего города в Виленсбашиге. Откуда такая мощь? Каким образом они вытолкнули меня, как освободили двух слуг Великого Саусесана? Столько вопросов, а я не могу найти ответа даже на один!
— Это как-то связано с предводителем хаоситов, которого они освобождали. Я не частный детектив, конечно, но все указывает на это.
— Дима, ты читаешь мои мысли; он краеугольный камень всего, что сейчас происходит в стане врага. Ты молодец, прекрасно держался перед храмовниками и Наместником.