Никита замолчал, поняв, что несет ахинею. Съежился и опустил голову. От своих тягостных дум отвлекся, лишь услышав стук сапог. У двери вагона остановились три рослых солдата. Один из них толкал перед собой инвалидное кресло, два других шли по бокам. Рассматривать сидящего в кресле Никита не стал, чтобы не усугублять свое и без того весьма шаткое положение.
– Можете войти. Вас ждут.
– Могу?
– Да. Поднимайтесь в вагон.
Никита увидел, что кресло опустело. Солдаты успели переместить важную персону в вагон и теперь застыли по стойке «смирно».
Перед тем как подняться, Никита выудил из кармана галифе носовой платок и вытер вспотевший лоб. Сунуть платок в карман так и не сумел – промахнулся. Белый комок ткани упал под колеса вагона.
Вагон освещала настольная лампа под зеленым абажуром. Лицо сидевшего за столом человека рассмотреть было нельзя – оно пряталось в тени, видны были только кисти рук и обшлага рукавов кителя цвета хаки. Правая рука была неподвижной, словно ее приклеили к зеленому сукну стола, между пальцами левой был зажат остро отточенный красный карандаш. Никиту почему-то взволновал именно он. А еще – отсутствие бумаги. Зачем Москвину карандаш? Может, он захочет воткнуть его в глаз нерадивому офицеру?
– Товарищ Москвин, капитан…
– Не надо кричать, капитан. Со слухом у меня все в порядке. И Москвина здесь нет. Моя фамилия – Субботин.
Человек за столом наклонился. Из тени выплыло лицо, напоминавшее восковую маску. Болезнь явно прогрессировала. Правый глаз был красным от крови из-за лопнувших сосудов, уголок рта сполз вниз, а подбородок подергивался от нервного тика.
– У товарища Москвина сейчас неотложные дела и он любезно позволил мне принять вас в своем штабном вагоне. Лучше места для того, чтобы поговорить с глазу на глаз, не найти во всем метро.
– Так точно, товарищ Субботин, – уже бодрым голосом выздоравливающего больного согласился Никита. – Не найти.
– Речь пойдет о секретной операции. Особо секретной, капитан. И вы примете в ней самое непосредственное участие. Выбор пал на вас и потому, что вы готовите траурный поезд Ильича, и потому, что зарекомендовали себя верным бойцом Коммунистической Партии Московского Метрополитена.
– Готов выполнить любой приказ!
– Я в этом не сомневался. Вам известно, насколько сложно проникнуть в Кремль, а тем более в Мавзолей? Неоднократные попытки добраться до тела вождя мирового пролетариата заканчивались провалами. Погибли наши лучшие люди…
Эйфория, испытанная Никитой в начале разговора, пошла на убыль. Его явно собирались послать туда, откуда никто не возвращался. О Кремле ходили страшные слухи. Но почему именно его? Чем он провинился?!
– Больше ошибок допускать не станем. За телом Владимира Ильича отправятся не просто люди, не просто коммунисты, а суперсолдаты, которым неведомы ни страх, ни телесные недуги. Наши ученые готовы к тому, чтобы производить таких воинов серийно, но… Нам не хватает человеческого материала. Исходные экземпляры должны быть молоды, отличаться хорошим здоровьем, быть развиты физически и умственно. К сожалению, наши концентрационные лагеря располагают только человеческими отбросами, совершенно непригодными для генетической модификации. А жертвовать своими людьми компартия не вправе.
Никита не сдержал вздоха облегчения. Его не станут посылать в Кремль и не отдадут на опыты. Уже неплохо.
– Понимаю.
– Профессор Корбут пытался решить эту проблему самостоятельно, но он просто ученый и ничего не смыслит в военных операциях. Решение пришлось принимать мне и товарищу Москвину. Мы резонно подумали, что позаимствовать людей для опытов можно у других фракций метро. Свою операцию мы назвали «Махно». Догадываетесь, о какой группировке пойдет речь?
– Так точно. Анархисты с «Войковской».
– Да. О тех, кто смеет величать себя анархо-коммунистами. О тех, кто поганит саму светлую идею коммунизма. О тех, кто во сто крат хуже капиталистов Ганзы и фашистов Четвертого рейха. Мы отберем у них лучших бойцов и отправим их на перековку к профессору Корбуту. Время размышлений прошло. Близится годовщина Великой революции, и это заставляет нас действовать с максимальной быстротой и жесткостью. Вам, капитан, выпала великая честь сыграть главную роль в операции «Махно».
– Я возглавлю диверсионную группу?
– Не будет никакой группы. Вы, капитан, отправитесь на станцию «Гуляй-Поле» один. Причем при полном параде. В своей форме.
– Что?!
Красный карандаш покатился по столу. Послышался стук выдвигаемого ящика письменного стола. На стол упала красная папка с черной надписью «Сверхсекретно. Из помещения не выносить».
– Я очень болен и смертельно устал, – тихо произнес Субботин. – Пора в постель. Не дергайся, капитан. У тебя будет отличная легенда. Расскажешь анархистам всю правду об исследованиях Корбута и месторасположении его лаборатории. Эту наживку они заглотят, будь уверен. Подробности операции «Махно» – в этой папке. Вызубришь после моего ухода прямо здесь. Не стесняйся, будь как дома. Может, распорядиться охране насчет чая?
– Слушаюсь, товарищ Субботин.