Голосом Макса Добровольского говорил Челпан, в упор смотревший на карлика. Он сидел у костра с дырой на груди, проделанной катаной. Толстяк был не один. Рядом с ним грелся Фикса, который устроил на коленях свою отрубленную голову. В здоровой руке он держал отрубленную и старательно гладил ее скрюченными, неподвижными пальцами свои волосы. Глюк пытался курить, однако затянуться как следует мешала рана на горле – дым самокрутки тут же выходил через нее. Спица стоял, опершись рукой на плечо своего закадычного дружка Бурого, и задумчиво смотрел на огонь, из его шеи торчала деревянная игла. Бурый ковырялся пальцами в дыре на животе, то ли пытаясь вытащить оттуда пулю, то ли просто интересуясь анатомией огнестрельного ранения.
Все, кого встречал Носов в последнее время, все, чьи смерти он видел, для чего-то собрались вместе.
– Что вам надо?
– Скрасить твое одиночество, – улыбнулся Челпан. – Согласись, что без нас, твоих компаньонов, здесь довольно скучно.
– Унылый туннельчик, – поддакнула, не открывая глаз, голова Фикса. – А главное, уж не знаю, заметил ли ты это – из него нет выхода.
– Ты ведь проводил нас в последний путь, – продолжил Спица. – Любезность за любезность. Теперь мы провожаем тебя.
Глюк попытался внести свою лепту в разговор, но из раны на горле вырвалось только сипение. Глюку пришлось прикрыть ее ладошкой.
– Услуга за услугу.
– Эт верняк, – взял слово Бурый. – Кви про кво. Вот те на! На этом свете я знаю латынь!
Носов осмотрелся. Станционный зал исчез. Мертвецы были правы – теперь он находился в туннеле, заваленном с обеих сторон. Музыка стихла, голова раскалывалась от боли, саднило грудь. Боль обычно была предвестником возвращения в реальность, но компания у костра не исчезала. Все пятеро смотрели на Вездехода, словно ожидая от него чего-то.
– Я ничего не помню. – Карлик не нашел лучше, кроме как пожаловаться на галлюцинации. – Что случилось?
– Ты расстался с нами на перегоне у «Комсомольской», – сообщил Бурый. – А уж что было дальше… Извини, не знаю. Я умер…
«Комсомольская»… Что он делал на «Комсомольской»? Играл в шахматы. Точно – с Белкиным. Потом…
Вездеход собирался сжать виски ладонями, чтобы собрать мысли воедино, и увидел рану на руке. ЧК! Комендант Берилага его пытал и… Темнота. А потом – псы-мутанты и люди, хотевшие взять его живым. Значит, все-таки взяли.
Карлик так увлекся сбором обрывков воспоминаний, что не заметил, как исчезли мертвецы и погас костер.
– Замуровать живьем! – прозвучало откуда-то из темноты. – Именем коммунистической партии! Пусть сдохнет там, где родился! На «Полежаевской»!
– Уверен, что он не будет там одинок: безумие рано или поздно составит ему хорошую компанию.
– Какое-то время будешь видеть розовых слонов, но потом начнется ломка. Пара доз поможет тебе какое-то время справляться с ней, а уж потом…
Носов понимал, что вот-вот вспомнит все, что с ним случилось, но…
– А чекету чекси фори ю рамамба хару мамбурум!
Музыка вернулась. Вспыхнул огонь. Мертвецы появились снова. Только теперь они не жаждали вступить разговор, а лежали вокруг костра ногами к огню, образовывая жуткий цветок с пятью лепестками.
– Заткнись! – потребовал карлик у мелодии, мешавшей сосредоточиться. – Я послушал тебя всего один раз. Почему привязалась?!
В ответ, будто назло Носову, громкость композиции увеличилась. Костер потух, но перед этим Вездеход успел заметить свой рюкзак и картонную коробку с двумя шприцами.
Встав на четвереньки, Николай подобрался к рюкзаку и вытряхнул его содержимое на землю. Фонарик и плеер. Вот то, что ему сейчас надо. Просто позарез. Без плеера никак. Носов хихикнул и тут же вздрогнул от вспышки боли, пронзившей мозг. Когда спазм немного стих, попытался включить фонарик. Нажать на кнопку удалось с третьего раза – руки тряслись, на лбу выступила холодная испарина, а во рту пересохло так, что язык царапал небо как рашпиль.
Вот она, та самая ломка, о которой говорил голос из мрака. Ему вкололи какую-то мерзость, а сейчас ее действие заканчивалось.
Подтверждением этой догадки стал новый приступ боли. Розовые слоны ушли, но их ноги оставили в мозгу глубокие вмятины, которые сейчас наполнялись кровью.
Носов лег. Уставился в свод туннеля, дожидаясь, пока боль стихнет и мысли перестанут путаться. Он почти вспомнил все, что было нужно. Оставалось совсем чуть-чуть, но бешеные удары пульса в висках и озноб мешали сосредоточиться.
Карлик сел. Посмотрел на коробку, в которой призывно поблескивали шприцы. Всего один укол, и он обретет возможность более или менее трезво оценить ситуацию.
Трезво?! После укола? Чушь. Шприцы надо разбить. Не факт, что в них наркотик. Возможно, там – отрава. Яд, который убьет его. Ну и пусть. Назовем это – прекратить мучения. Всего один укол, дорогой Вездеходик. Всего один!