Харама

— И этот туда же? — вмешался алькарриец. — Знаешь, ты лучше побрился бы хоть в воскресенье, если собрался лезть в разговоры с людьми. — Обернувшись к Чамарису и мясникам, он продолжал: — Так это правда, что тут утешиться не может только тот, кто этого не хочет. Вы знаете, что мне сказали, когда в восемнадцать лет я потерял глаз?

— Какую-нибудь глупость, — сказал Клаудио. — Что же?

Алькарриец вытер рот тыльной стороной ладони:

— Дня через два или три после происшествия попадается мне навстречу один мой земляк… Да, а случилось это из-за коробки с пистонами, ну, знаете, патентованные, у которых дырочка в серединке, сейчас таких уже не выпускают… Так вот, встречается мне этот дядечка и говорит: «Не горюй, с этим делом тебя в армию не возьмут». Я послал его подальше. Очень уж мне это обидным показалось. Потом, знаете ли, прошло время, и настал день, когда мой возраст призывали, я, представляете себе какая радость, остался дома, а мои-то сверстники пошли служить. Ну, что вы скажете?

— Да, все имеет свою хорошую и плохую сторону.

— Вот почему я и говорю, что тут утешиться не может только тот, кто этого не хочет. Даже из несчастья можно извлечь пользу. Во внешности мне терять нечего: что некрасивый и кривой, что просто некрасивый. Так что дело только в зрении. Но и тут, знаете, могу вам сказать, что одним глазом видишь лучше, чем двумя. Я не шучу. Дело в том, что, когда у тебя только один глаз, ты знаешь — он у тебя один и стараешься глядеть им как следует и днем и ночью, и глаз этот становится ох каким зорким! — Кривой указал пальцем на свой здоровый глаз. — В конце концов получается, что одним глазом ты начинаешь видеть многое такое, чего бы не увидел и двумя.

Оканья продолжал беседовать с шофером:

— Из тех, что выпускают сейчас, лучше всех — «пежо». Хотя у них и низковата посадка, трудно ремонтировать.

Солнце клонилось все ниже. Теперь оно, похожее на сверкающий круглый поднос, как будто висело уже метрах в шести-семи над горизонтом. Западные склоны холмов возле Паракуэльоса окрасились багрянцем. Возвышенность спускалась к Хараме крутыми уступами, образуя овраги, террасы, расщелины, разломы, осыпи, холмы, разбросанные в беспорядке, словно груды белесой земли, и все это, вместе взятое, выглядело не следствием геологического процесса, а результатом работы каких-то гигантов, которые лопатами и заступами сбрасывали землю в отвал как попало. Под косыми лучами вечернего солнца неровности рельефа приобретали резкие очертания, которые никак не вязались с представлением о медленном воздействии слепых сил природы, а вызывали мысли о причудах развлекавшихся здесь когда-то великанов.

— Вон там Паракуэльос, да, Фернандо?

— Да, Паракуэльос-дель-Харама. Вон торчит колокольня. Идем, не задерживайся.

— Ты там был?

— В Паракуэльосе? Нет, дорогая. Что я там потерял?

— Ну, я не знаю, мог и побывать зачем-нибудь. А мне сейчас хотелось бы посидеть вон над тем обрывом. Вид оттуда, наверно, — красота.

Они пошли дальше.

— Ну, мы уж тебя знаем, Мели. Ты всегда была фантазеркой.

Теперь до них снова доносились музыка и шум из закусочных. Длиннющие тени Фернандо и Мели двигались перпендикулярно реке. С террасы над нижним бьефом плотины уже совсем ушло солнце, прохладная тень и близость воды взбодрили людей. Грохотал водоспуск. Мели и Фернандо снова прошли вдоль столиков по самому краю бетонной площадки. Мели посмотрела на водовороты взбаламученной воды, потоки которой разбивались о боковые стенки, прежде чем устремиться в горловину водоспуска.

— Что, если бы я туда упала?

— Рассказать об этом ты не смогла бы.

— Как страшно! — И в ужасе поежилась.

Потом снова перебрались по дощатому мостику и роще и дошли до того места, где был разбит их лагерь.

— Ничего себе! — сказала Алисия, завидев их. — Вы знаете, который час?

— Должно быть, не очень поздно.

— Восьмой час. Вот посмотри.

Мигель встал.

— Самое время смотать удочки отсюда и подняться наверх.

— А знаешь, у нас там было приключение!

— Что с вами стряслось?

— Нас остановили жандармы, — стала рассказывать Мели. — Оказывается, девушке нельзя ходить по берегу в том виде, в каком она хочет. Эти два пугала сказали, чтоб я прикрыла плечи.

— Вот как? Забавно! Разве, что здесь, что там, — не одно и то же?

— Видно, нет.

— Любят мозги пудрить, лишь бы не давать людям жить.

— Вот именно, — сказала Алисия. — Ладно, пошли одеваться. Вставай, Паулина.

— Если б ты знала, как мне не хочется трогаться с места. Хорошо бы остаться здесь подольше.

— Ну что ты выдумала! Мы же договорились встретиться с остальными. Увидишь, как будет весело.

— Не знаю, что тебе ответить.

— Так или иначе, решайте поскорей.

— Мы остаемся, — заключил Себастьян.

Алисия сказала:

— Какая жалость, ребята, теперь все сами по себе.

— Вот куда бы я с удовольствием пошел, так это на танцы в Торрехон.

— Ты опять за свое? — возмутилась Мели. — Ну и тип! Что заберет себе в голову, сам черт не выбьет!

— А те что там делают?

Мигель подошел к компании, где сидел Тито. Все трое пели.

— Эй, пошли наверх!

— Что ты сказал? Мы не расслышали, — ответил Даниэль.

Лусита засмеялась.