Хардкор

М. Ч.

Да, покойный ныне Паша… Кроме музыки и тусовки, в восьмидесятые меня мало что интересовало, потому как люди, которые собирались на концерты, были настолько фактурными и радикальными по сравнению с «совками», что иногда было намного интереснее в зале, чем на сцене. Субкультурный люд во второй половине восьмидесятых был разнообразен, многоголос и озвучивал интересные творческие мысли и идеи, многие из которых тут же воплощались – и это порождало новый всплеск активности. Концертная деятельность нарастала, начались гастроли. Случился Свердловск, где мы с тобой уже пересеклись совсем вплотную. Причем занятно, что в Москве я таких панков и на улице не особо встречал, не то что на сцене. Посему, честно, пересекшись в баре с вашими ребятами, половина гастролей в нем же и прошла. Это было гораздо интереснее, а само выступление «Провокации» даже для меня было на редкость удивительным. В Москве подобный радикализм на сцене до 89-го года отсутствовал.

М. Б.

Этот проект, как и многие другие, был скорее антистрессовым выплеском, чем полноценной группой. Многие подобные коллективы близкие к улице, сидели, репетировали и изредка прорывались на сцену. Коммерческой ценности в них, по мнению наших рок-продюсеров, не было, поэтому когда по какому-то недомыслию подобное выпускали в программе «фестивалей надежд», то устраивался какой-то кипиш и такие группы заныривали обратно в урбанистический мирок. Некоторые делали так по нескольку раз и в разных составах. Просто тогда нам Ким Ир Сен и случай помогли выехать в Свердловск, поскольку заказ на скандал пришел от Коли Гракхова, который как раз там находился, отбирая группы. И Роджер, вокалист «Провакации», зашел в Лабораторию за порцией новинок меломанских и заодно демку Алику засветить. Я даже не уверен, что они слушали кассету, хватило внешнего вида участников… Просили скандал, скандал и получили. Бить нас тогда пришло чуть ли не все население спальных районов, гордо именовавших себя «ломпасниками». Тренировочные у них такие были, с ломпасами. И вот для этой публики, пробившей звукорежиссеру на пульте голову и стиснув зубы выдерживавших все наши кривляния, и была исполнена в конце программы песня с припевом «Посмотри вокруг себя: не ебет ли кто тебя»… Ну, шоу такое, травмоопасное и на адреналине. Более в Свердловске «Металлопластик» не было, но и продолжения у группы тоже. Вокалист уехал в Питер, а ребята были не особенно близки к музыкальной тусовке и каждый пошел своей дорогой. У Паши Мутабора она оказалась наиболее музыкальной.

М. Ч.

Да, может, группы и не было, но мне это все нравилось, и на этом рок-истории с приключениями и у меня не закончились. Тем более, что состав у «Мафии» резко поменялся как раз после «Металлопластики», где было взято третье фестивальное место. Тогда вообще все активно переходили из одного коллектива в другой, кто-то где-то гастролировал и начался вал рок-концертов с забавной кадровой чехардой. Где-то до середины девяностых я продолжал играть в разных коллективах, в том же «Чудо-Юдо» и группе «33». Внешний вид доукомплектовался новыми татуировками, одеждой и такими же новыми знакомствами. Пока маргинальные образования не вернулись на круги своя, в районы. Я тогда хотел организовать «Фейс татуед клуб», но, к сожалению, многие из «панк-волны» девяностых просто сгорели в этом рок-н-ролльном угаре. Такие, как Дядя и Бандерлога. Жалко их, конечно.

Потом была конвенция 1995-го года. И моя личина после обработки Филиппом Лью попала в международную прессу и на страницу календаря Heavy tattooed men of the world. Ну, и мероприятие, на которое ты меня позвал в 2001-м году, запомнилось. Давненько я таких сборищ старых знакомых не видел. А иных крупных мероприятий – кроме этих и двух шикарных фестивалей с реальными звездами тяжелого рока в Лужниках и в Тушино – и разве что еще байк-шоу, припомнить в девяностые сложно. Какие-то они незначительные, да и людей из прошлого их посещает все меньше. Все как-то слиплось в один комок из мелких событий. Раньше все было более прозрачней; к тому же на нашем конце Москвы была немалое количество народа, включая музыкантов, которых постоянно можно было встретить и на концертах и рядом с домом.

М. Б. Как сам-то ты думаешь, почему вся коммуникация начала распадаться?

М. Ч. Ну, конечно, люди взрослеют, умирают. Причин всегда много. Но мне лично кажется, это из-за начавшегося передела в 93-м году, когда по городу началась стрельба– пальба и люди начали мутировать. Просто сменились приоритеты и вкусы. В маргинальной среде появилось много незакаленной событиями молодежи, которая оказалась в еще более жестоких условиях и вовремя не сориентировалась. Все пытались вписаться в новые реалии, кто-то обзавелся семьями и офисными проблемами. Для неформального общения становится все меньше места и времени. А сейчас складывается впечатление, что советские времена возвращаются. Я имею в виду сами отношения и отношения к окружающим. Люди опять стали чего-то боятся, замыкаться.