Харон

Предпоследнее, восьмое, уже с многочисленными трупами – Инка опять знобко вздрогнула – событие случилось примерно полтора месяца назад, в ночь с двенадцатого на тринадцатое сентября, пришлось, кстати, на «черную пятницу», единственный день в году, если Инка так любит даты и точные цифры. Причем преступление было двойным: утром трое и ночью четверо. Практически на одном и том же месте, как будто убийце помешали, но он все-таки вернулся за теми или тем кем-то одним, к кому приходил.

Снова тот же почерк. Снова море крови за буквально минуты. Снова никаких свидетелей. Почти никаких – со слов сержанта патрульно-постовой службы составлен робот-портрет мужчины (хуже) и девушки (отчетливее), могущих иметь отношение. Они были замечены невдалеке от места происшествия, там, ночью, в суматохе не задержаны, тем более что сказались живущими на соседней улице. Названный адрес оказался фальшивым: там таких никогда не было.

Игнат, к тому времени достигший апогея своего частного detectio – раскрытия, – смог этот робот-портрет получить. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы узнать молодую женщину, которой он был обязан опытом своего единственного, нелепо-романтического, очень короткого и очень неудачного брака.

Он долго думал. Все-таки скоро уже три года, как они расстались. Ну, не три, но… все-таки. Годы, вместившие многое. Ему не должно быть никакого дела. Он слишком многое потерял и слишком много имел неприятностей. Подобные скоропалительные шаги и неизбежные психологические встряски в личной жизни обычно стоят карьеры в системах, таких как та, где он был занят, и если бы не покровительственное отношение самого Рогожина… Собственные переживания Игнат оставлял за скобками. Не в них дело.

Он, повторил Игнат, долго размышлял. Он даже был готов оставить дальнейшие поиски, а так некстати явившиеся их «удачные» результаты похерить. Предупредить Инку, чтобы не связывалась, и умыть руки, хоть это и противоречит его принципам. Еще раз выйти на таинственного информатора-инициатора, пусть против своего обещания и его воли. Однако в самом начале октября произошло еще одно событие, подтолкнувшее Игната к решению, в результате которого на сцене появился Семен Фокич, и Инке пришлось выдержать тот, первый, тоже очень неприятный разговор с ним. Во всяком случае Игнат Инке очень благодарен и искренне восхищается ее артистизмом в предложенной ей роли. Он, Игнат, ей, безусловно, верит и, конечно, понимает, что это было нелегко, и ломались все ее личные планы, и Семен Фокич совсем не тот тип, с кем станешь любезничать по доброй воле, но сейчас он, Игнат, ей все объяснит…

– Двенадцатое, – громко перебила Инка.

Она устала. Игнат все-таки впал в извиняющийся тон, она не терпела этого. В последние его слова она не очень вслушивалась, что-то, казалось, подсчитывала, чуть шевеля губами.

– Двенадцатое сентября была пятница, а не тринадцатое никакое, не ври. В следующем году тринадцатых пятниц целых три.

– Да? Н-ну, может быть. Ошибся. При чем тут?

– Трис-ке-да-то-фо-бия, – выговорила Инка по слогам мудреное слово, – боязнь числа тринадцать. Не знал, Игнаша? Я о тебе тоже многого, оказывается, не знала. Очень удивилась, что ты тогда позвонил, а когда потом пришел этот с одним из

своих мальчиков… – Сразу, напористо: – Ты наговорил столько, что тебе десяти пожизненных сроков не хватит за разглашение. Зачем?

– Чтобы ты при следующей встрече передала, а он понял, что его периодические посещения перестали быть тайной.

– Предположим.

– Все-таки: когда он собирался опять появиться?

– Понятия не имею. Когда ему вздумается, тогда и появится. Игнат… насчет брата… правда?

– Все правда. И про брата, и про Ивана, который совсем не Иван и которого, почти уверен, бесполезно искать по прописке.

Инка полезла в сигаретную пачку, там оказалось пусто. Взглянула на Игната, тот развел руками.

– Бросил. Давно.

Она выбрала из пепельницы свой же бычок подлиннее. Прикурила. Несколько раз затянулась.

– Ты можешь объяснить мне суть того, что здесь происходило сейчас?

– Разве неясно? Я хочу понять, кто он на самом деле. Что он такое есть. Для сего собираются все физические и не только физические следы его пребывания. Ребята Семена, я говорил, доки. Это – их специальность, их хлеб.

– Хорош хлеб – в унитазе копаться.

– И это тоже. Составить представление о его метаболизме, общей физиологии…

– С ума сойти. Что-то я тебя не очень понимаю. Могу сообщить, с физиологией у него полный порядок. Только не надейся, что я стану делиться подробностями.

– Как тебе будет угодно, Инна, – сказал Игнат, глядя в стол перед собой. – Но коль уж ты согласилась сотрудничать, то обижаться на некоторые специфические моменты попросту глупо. Да и не тебе, прости великодушно.