Хасидские предания

Когда равви Израэль из Рижина*[197] женил своего сына равви Авраама Иакова, позднее ставшего равви в Садагоре, на дочери равви Аарона из Карлина, внука великого равви Аарона, и они подписывали брачный договор*[198], равви Израэль сказал: «По нашему обычаю, при подписании брачного договора необходимо читать родословную отца невесты. Великий равви Аарон был истиной мира. Его сын, равви Ашер, дед невесты, также был причастен истине. А что до отца невесты – если бы он знал, что под этим полом спрятана хотя бы крупица истины, он бы отодрал доски с пола голыми руками».

ЛЕВИ ИЦХАК ИЗ БЕРДИЧЕВА

ТАМ БЫЛ ЕЩЕ КТО–ТО

Когда Леви Ицхак был молодым, один богатый человек избрал его своим зятем, потому что увидел, что он очень одаренный человек, – ибо таков был обычай. В знак уважения перед его именитым тестем через год после свадьбы равви Леви Ицхака попросили прочитать перед собранием в Доме Молитвы на день Радования в Законе фрагмент Писания «Тебе дано видеть это…»*[199]

Он взошел на кафедру и какое–то время стоял там неподвижно. Затем коснулся рукой молитвенного одеяния, опустил руку и снова остался недвижим. Главы общины послали прислужника, чтобы тот шепнул Леви Ицхаку не утомлять собрания, но начинать чтение. «Хорошо», – сказал он и взял в руку край молитвенного одеяния. Но не успел он покрыть им свои плечи, как снова отложил в сторону. Тесть Леви Ицхака почувствовал перед собранием большой стыд за своего зятя, потому что часто расхваливал перед людьми таланты этого молодого человека, которого он взял в свой дом. Рассерженный, он послал сказать Леви Ицхаку, чтобы он или начинал молитву, или уходил с кафедры. Но когда Леви Ицхаку передали его слова, в зале неожиданно раздался звонкий голос молодого человека: «Если ты начитан в Писании, если ты хасид, то иди и сам читай молитву!» С этими словами он возвратился на свое место. Тесть на это ничего не сказал.

Но когда они были уже дома и Леви Ицхак сел за праздничный стол напротив тестя и лицо его сияло радостью, подобающею в этот день, богатый тесть не сдержался и упрекнул зятя: «Почему ты меня так опозорил?»

Равви ответил: «Когда я первый раз взялся за молитвенное одеяние, Злое Начало подступило ко мне и зашептало на ухо: «Я хочу сказать: «Тебе дано видеть это…» вместе с тобой!» Я спросил: «Кто ты такой, что считаешь себя достойным сделать это?» Тогда тот же голос произнес: «А ты–то сам кто такой, что считаешь себя достойным сделать это?» – «Я начитан в Писании», – отвечал я. «Я тоже начитан в Писании», – сказал он. Мне захотелось положить конец этому пустому разговору, и я произнес презрительно: «Так где же ты изучал Писание?» А он мне на это: «А ты где изучал?» Я сказал. «Так я сидел справа от тебя, – засмеялся он, – и изучал Писание вместе с тобой!» Тогда я, подумав, с чувством победителя сказал ему: «Я хасид!» Но и он ничуть не смутившись, произнес: «И я хасид!» Я же: «А к какому цадику ты ездил?» Он же, как бы вторя мне: «А ты к какому?» – «К святому маггиду из Межрича», – ответил я. Тогда он засмеялся еще громче и сказал: «Говорю тебе, что и я был там с тобой и так же, как и ты, стал хасидом. Именно поэтому я хочу произнести вместе с тобой: «Тебе дано видеть это…» Это было уже слишком. Я убежал от него. И что еще мог сделать бедный Леви?»

НА УЛИЦЕ КОЖЕВНИКОВ

Однажды во время путешествия, уже ночью, Леви Ицхак приехал в маленький городок, где он никого не знал и где никак не мог найти ночлег, покуда какой–то кожевник не пригласил его в свой дом. Войдя в дом кожевника, Леви Ицхак хотел произнести вечернюю молитву, но вонь от кож там была такой, что он не смог вымолвить ни слова. Поэтому он пошел в Дом Учения, в тот час совершенно пустой, и там произнес молитву. Неожиданно на него снизошло понимание того, как Божественное Присутствие (Шохина) оказалось в изгнании и что теперь, в эти минуты, оно с поникшей головой стоит не где–нибудь, а на улице кожевников в этом городке. От этих мыслей у Леви Ицхака полились слезы. Он плакал и плакал, покуда не выплакал все слезы и не упал от потери сил. И тогда он узрел славу Божию во всем ее великолепии сияющего света, переливавшегося двадцатью четырьмя различными цветами, и услышал слова: «Крепись, сын Мой! Тебе предстоит пережить великое страдание, но не бойся, ибо Я буду с тобой».

В ПОРЫВЕ ВОСТОРГА

Утром на праздник Кущей, перед тем как благословить лежащие в коробе лимон, связки пальмовых ветвей, мирта и ивы, равви Леви Ицхак не заметил стеклянной крышки и сунул руку, разбив стекло. Он даже не заметил, что сильно поранился.

На праздник Ханукки, когда равви Леви Ицхак увидел, как горят священные светильники, он, в порыве, сунул в огонь руку и даже не почувствовал боли.

На праздник Пурим, перед чтением книги Есфирь, равви Леви Ицхак танцевал повсюду: в зале, на кафедре и чуть ли не на свитке.

Когда равви Леви Ицхак носил воду для приготовления мацы*[200], он был так поглощен этим священным ритуалом, что чуть не свалился в колодец.