Хаски и его учитель белый кот. Том III

Небо было свинцово-серым, и ветер нес большие снежные хлопья, похожие на вырванные гусиные перья. Хуа Гуй подошла к своему супругу и, получив его благословение, с улыбкой протянула руку и погладила по голове стоящую рядом с ним девочку.

— Это Му Яньли?

— Да, — с улыбкой сказал Ши Мэй.

— …

— Учитель не совсем понимает, почему старшая сестра Му, дочь госпожи Линь, всем сердцем предана моей матушке, а не женщине, что дала ей жизнь?

Чу Ваньнин не стал ни подтверждать, ни опровергать его предположение, а продолжил внимательно наблюдать за сценой, что показывало зеркало.

Судя по всему, Му Яньли тогда было около пяти лет. Она не только не противилась тому, что Хуа Гуй заключила ее в объятия, но и сама со смехом обхватила Хуа Гуй за шею. Похоже, рядом с мачехой девочка чувствовала себя очень легко и свободно.

— У госпожи Линь был очень тяжелый характер, она была меланхоличной, неразговорчивой и не выказывала никаких привязанностей и эмоций, — продолжил Ши Мэй. — После рождения сестрицы Му ее и без того депрессивное состояние только ухудшалось. Дошло до того, что она пыталась причинить вред другим людям или ранить себя. Однажды, когда моя мать отлучилась, она взяла ножницы и вонзила в ладонь сестрицы Му. Когда она уже нанесла четыре или пять ударов, вернулась моя мать. Именно она тогда спасла сестрицу Му, которая уже была вся в слезах… Между родной матерью, которая готова зарезать тебя, и няней, которая с детства любит и заботится о тебе, старшая сестрица Му сделала выбор в пользу второй.

Изображение снова сменилось. За окном виднелись запорошенные инеем и скованные льдом красные полотна с пожеланиями долголетия. Похоже, дело происходило сразу после празднования лунного Нового года. Хуа Гуй сидела за столом из красного палисандра и что-то писала.

Рядом с ней сидели девочка и мальчик. Девочка уже выделялась врожденной холодной красотой и высокомерием, а у мальчика были нежные и приятные черты. Так в детстве выглядели Хуа Биньань и Му Яньли.

— Отлично, — Хуа Гуй подняла рисовую бумагу для каллиграфии, подула на нее и расцвела улыбкой. — Посмотрите, ваша мама скопировала рецепты чудодейственных лекарств школы целителей. Недурно написано, не так ли?

Му Яньли, чей голос тогда все еще звучал по-детски пискляво, сказала:

— Конечно, мама написала это красиво.

Ши Мэй тогда был совсем еще мал и не умел говорить, поэтому он только сидел на своем месте и радостно потирал пальчики, смотря, как эти двое весело смеются.

— Мой отец был помешан на различных практиках самосовершенствования. Обычно он не уделял внимания нашему с сестрой воспитанию, поэтому моя мать словом и делом наставляла и меня, и сестрицу Му, — глядя на сцену в зеркале, продолжил вспоминать Ши Мэй. — Она научила нас читать и писать, от нее мы узнали и самые базовые заклинания.

— Она владела магией?

— Совсем немного, — Ши Мэй чуть помолчал и добавил, — достаточно, чтобы напугать простых людей, но вряд ли этими фокусами можно было бы победить даже самого худшего заклинателя.

— …

— Но она хотела заниматься с нами, и мы проводили вместе сутки напролет, — Ши Мэй вздохнул, а его взгляд застыл. — Неважно, насколько коварна она была и как относилась к посторонним, за меня и сестрицу Му Яньли она могла отдать душу и вырвать собственное сердце.

Сцены на зеркальной поверхности сменялись, словно снующие туда-сюда челноки под пальцами ткачихи. По этим промелькнувшим картинам было видно, как Му Яньли и Ши Мэй постепенно подрастали. И почти всегда старшая сестра и младший брат были под присмотром и защитой Хуа Гуй.

Ночью в грозу она успокаивала и укачивала Му Яньли.

В напоенный благоуханием цветов полуденный зной в середине лета она поила Ши Мэя освежающим отваром из красной фасоли и семян бусенника[298.7]

.

И так каждый день, капля за каплей, все время.

— Впоследствии, когда я достиг возраста просветления, отец пожелал самолично преподавать мне учение Цитадели Тяньинь, однако я был настолько плохо одарен от природы, что не смог его постичь. Он был очень разочарован, а я в то время чувствовал себя посредственностью и отбросом… еще бы, ведь старшая сестрица Му уже в восемь лет с легкостью смогла заложить духовный фундамент, я же, стараясь изо всех сил, не мог почувствовать ни капли духовной силы.

Изображение в зеркале изменилось. Теперь малыш Ши Мэй в оцепенении сидел на берегу пруда, держа на маленьких коленях свой детский меч.

Подобрав длинную юбку, Хуа Гуй, нахмурившись, прошла по плавучему деревянному мосту. Она остановилась, осмотрелась вокруг и, только когда ее взгляд нашел сидящего в одиночестве растерянного ребенка, тревога ушла с ее лица.

Она подошла к нему и, наклонившись, что-то сказала, после чего взяла Ши Мэя на руки и вернулась с ним в другой конец сада.