Хаски и его учитель белый кот. Том III

— Шэньму, Десять Тысяч Гробов.

И как только прозвучали эти слова, корни священного дерева Яньди расползлись по всему дну морскому и распространились по всему миру совершенствования! Толстые и тонкие, грубые и гибкие, эти корни поднялись повсюду из земли и песка.

— Разорвите трупы и соберите в гробы!

Корни оплели разлагающиеся трупы и разорвали в клочья, вмиг обратив их в прах… Гниющие тела исчезли, прах стал плодородной почвой, на которой выросли травы и цветы. Это было первое, что сделало священное дерево Яньди в мире людей. Завершив это дело, оно втянуло в себя все свои бесчисленные корни, вернув их в пределы Восточного моря.

…Это была самая древняя запись о божественном дереве Яньди, что сохранилась в анналах истории.

Горевший в руке Чу Ваньнина яркий свет отражался в его глазах.

Это была магия Шэньнуна, и он овладел ей именно потому, что был частью священного дерева Яньди. И после того, как он запустит эту технику, тот человек… будет разорван и исчезнет без следа.

Но это ведь просто труп.

Страдания и боль Чу Ваньнина достигли предела, стоило ему подумать, как… тяжело ему его отпустить.

— Ты… Чу Ваньнин… ты…

Ши Мэй в ужасе уставился на него. В его глазах страх, ярость, непонимание и бешенство стремительно сменяли друг друга. Две жизни он планировал все это, так разве мог сейчас спокойно принять этот провал.

— Остановись ради меня!

Услышав его слова, Чу Ваньнин поднял взгляд и спокойно посмотрел на него, точно так же, как много лет назад одним дождливым днем на Пике Сышэн он посмотрел на ребенка, стоящего под карнизом учебного класса.

В то время ему даже в голову не пришло, что Ши Мэй может оказаться выжившей прекрасной костяной бабочкой.

Его первое впечатление о нем полностью основывалось на словах других людей. Он слышал, что на Пике Сышэн появился новый ребенок, который очень старателен и усерден в учебе, однако из-за того, что у него от природы слабое духовное ядро, ему сложно использовать магию. Из-за его плохих природных данных ни один старейшина не пожелал взять его в ученики, и даже Сюаньцзи после проверки его духовного корня вежливо отказал ему.

В тот день капли дождя ручейками стекали по черной черепице навеса, под которым стоял похожий на белый лотос юный отрок и, прижимая к себе стопку толстых книг, с беспомощным видом глядел в небеса.

— Это ты? — немного растерявшись, спросил Чу Ваньнин.

Он знал, что этот ребенок довольно нелюдим, поэтому сам подошел к нему, держа в руке зонтик из промасленной бумаги.

— А, старейшина Юйхэн, — паренек испуганно вздрогнул и поспешно опустил голову, приветствуя старшего, из-за чего чуть не уронил стопку книг, доходящую ему до подбородка. — Приветствую старейшину.

— Так поздно, а ты все еще на пороге школы?

— Ничего не поделаешь, столько всего нужно изучить, а я не успел закончить читать эти книги.

Чу Ваньнин опустил глаза, и его взгляд упал на лежащее сверху «Собрание различных трав, деревьев и цветов школы целительства Гуюэе».

Ребенок выглядел немного смущенным, и его щеки залил яркий румянец:

— У меня плохие природные данные, поэтому я только и могу, что читать записи целительской школы… но я не думаю, что Гуюэе лучше…

Чу Ваньнин был слегка озадачен его реакцией, между его бровей пролегла легкая морщинка:

— Ты ведь просто читал эту книгу, из-за чего так разволновался?

Ребенок еще ниже опустил голову:

— Этот ученик был неправ.

Маленькое, худенькое тело изо всех сил старалось сжаться, чтобы не привлекать к себе внимания. Он выглядел так жалко, что Чу Ваньнин невольно припомнил услышанный им недавно разговор двух старейшин…

— Этот Ши Мэй милый и смышленый, вот только нет в нем ни капли природного таланта, какая жалость.

— Он действительно совершенно не подходит для совершенствования. Эх, о чем только думал наш уважаемый глава, принимая его в ученики? Что с ним делать, если у него нет нормального духовного корня для совершенствования? Если из жалости, то лучше пристроил бы его в Зал Мэнпо на мытье овощей и готовку.

— Однако он вроде как проявляет интерес к учению целителей. Таньлан, ты не думал о том, чтобы принять его?

Старейшина Таньлан с ленцой ответил:

— Слишком мягкий характер. Не нравится. Не возьму.

Зонтик чуть наклонился. Словно рассыпанный жемчуг, капли дождя бились о промасленную бумагу.

Нефритово-белые пальцы крепко сжимали рукоять зонта. Без всяких эмоций Чу Ваньнин сказал этому ребенку:

— Пойдем, уже слишком поздно. Я провожу тебя до дома.

Распустившийся под карнизом маленький белый полевой цветок задрожал на ветру. Ши Мэй на мгновение замер, а затем вежливо поклонился и спрятался под сенью бумажного зонта.

И они пошли сквозь косой дождь и ветер.

Глаза Ши Мэя налились кровью, все тело было похоже на до предела натянутую тетиву, которая вот-вот порвется. В бессильной ярости он закричал: