Порыв холодного, пронизывающего ветра приподнял черный, полупрозрачный занавес. Пораженный увиденным, Сюэ Мэн закричал:
— Мо Жань?!
Послышался вздох, и тот же хриплый голос сказал:
— Сюэ Мэн, ты все-таки пришел?
Горло Сюэ Мэна сдавило, спина напряглась до предела. С мечом наперевес он направился вглубь тускло освещенного зала.
Раздвинув занавес острием меча, он увидел его.
Высоко наверху, на троне из расплавленного золота, закрыв глаза, полусидел-полулежал красивый, но очень бледный мужчина в императорском одеянии и венце из девяти бусин. У него были черные как смоль брови, высокая переносица с мягким изгибом, заостренные, но мужественные черты, слегка поджатые бледные губы и практически нечитаемое выражение лица.
Это был Наступающий на бессмертных Император Тасянь-Цзюнь.
Цвет лица Тасянь-Цзюня был очень плохим, кожа имела легкий синюшный оттенок, который бывает после приема яда. Перед ним стояли украшенные изображениями гор и рек серебряные блюда с фруктами, фиолетовым виноградом и наливными красными яблоками, но человек на троне не смотрел на них. Его глаза были закрыты, и в какой-то момент даже показалось, что этот человек полностью отрешился от мира.
Иллюзия? Реальность?
То, что видел Сюэ Мэн, не слишком походило на правду. От прилива крови к голове в ушах загудело. Когда он пришел в себя, то словно издалека услышал свой собственный голос:
— Мо Жань, ты…
Казалось, что Тасянь-Цзюнь все еще не совсем очнулся от своей дремы. Хотя он так и не открыл глаза, но все же ответил:
— Что?
Возможно, человек перед ним был слишком слаб, а может, под ливнем снаружи Сюэ Мэн уже выплеснул весь свой гнев. Как бы там ни было, но, столкнувшись с призраком на троне, он чувствовал скорее сильнейшую усталость, чем злость.
Он не знал, ответит ли ему Мо Жань, так же как и не знал, есть ли в этом хоть какой-то смысл. Он только упрямо бормотал себе под нос, задавая вопросы, которые тяжким грузом лежали на его сердце, грозясь раздавить его:
— Зачем ты все это делаешь? Ты правда переродился? Ты... ты и Учитель... Вы с ним правда…
Конечно же, Тасянь-Цзюнь не ответил, а лишь только тихонько фыркнул, а затем медленно приоткрыл глаза.
В тусклом свете свечей он наконец взглянул на Сюэ Мэна:
— Если подумать, ведь с той твоей короткой встречи с Учителем у Дворца Тасюэ в горах Куньлунь прошло уже два года.
Сюэ Мэн на мгновение опешил:
— Что?
Тасянь-Цзюнь улыбнулся и, не обращая на него никакого внимания, продолжил:
— Сюэ Мэн, ты скучал по нему?
Ошеломленный Сюэ Мэн переспросил:
— При чем здесь Дворец Тасюэ? Какие еще два года? Что за чушь?!
На самом деле иллюзия, что предстала перед его глазами, была отражением того последнего разговора Сюэ Мэна и Мо Жаня из прошлой жизни, который состоялся после того, как Тасянь-Цзюнь принял яд, чтобы покончить со своим бренным существованием. Фактически сейчас он слышал последние слова, оставленные живым Тасянь-Цзюнем в этом смертном мире.
По случайному стечению обстоятельств сейчас повторялась сцена из прошлой жизни, после которой пути этих людей разошлись навеки.
Но Сюэ Мэн не знал этого. Смущенный, подавленный, встревоженный и испуганный, он в шоке уставился на человека на троне:
— Что за чушь ты несешь?!
Глаза Тасянь-Цзюня смотрели на него, но казалось, что он его не видит, и сквозь Сюэ Мэна из плоти и крови смотрит на призрачную тень совсем другого человека. Именно с этой тенью он и вел разговор:
— Вернуть тебе? Что за бред! Пораскинь мозгами! Если я так сильно ненавидел Учителя, то разве мог позволить ему жить в этом мире?
Сюэ Мэн просто дар речи потерял.
Все верно... это иллюзия. Даже если он ничего не скажет, Тасянь-Цзюнь все равно будет продолжать говорить. Сейчас он разговаривал с кем-то, кого Сюэ Мэн не мог видеть.
Но о чем он говорит?
В ушах Сюэ Мэна все еще гудело, поэтому он не мог расслышать все слова, которые произносил Тасянь-Цзюнь. Но из-за того, что глаза восседающего на троне человека были слишком безумными и холодными, в них было слишком много противоречий и одержимости, от его взгляда Сюэ Мэн почувствовал ледяной холод во всем теле... Это не его брат. Он не узнавал его.
Все так же мрачно и яростно император продолжил:
— Должно быть, ты хочешь напомнить мне, как он не раз спускал с меня шкуру, прилюдно заставлял вставать на колени и признавать вину. А может, ты говоришь о том времени, когда ради тебя и горстки чужих людей он сражался со мной, снова и снова вставая на моем пути и вмешиваясь в мои великие замыслы?
Этот тиран походил на ослепшего дракона с острыми когтями, который даже на последнем издыхании лежа в грязи до конца сохранял свою свирепость.
Словно одержимый или помешанный, идиот или просто безумец, он говорил и говорил. И хотя этот человек выглядел очень злым, но было заметно, что на самом деле он ужасно устал.