Хеймдалль

Хродмар колебался. Он всю жизнь ждал этой минуты, мечтал пролить чужую кровь, но что-то внутри, страх ли, трусость ли, сомнения, удерживало его от проведения казни. Франк с пухлыми усами вместо того, чтобы молить о пощаде, с трудом перевернулся на спину, вынул деревянный крестик и, поцеловав его, всем видом показал: «Добивай, я готов!» У Хродмара вспотели руки. Но стоило ему ощутить на себе недопонимающие взгляды своих соратников, как он, закрыв глаза, все-таки замахнулся, глубоко вдохнул и раскроил череп храброму франку. Товарищи заметили с какой неуверенностью он добил врага, они в сомнении наморщили носы, подняв брови, Муль снова не сдержался:

– И меня еще трусом обозвали, тьфу! Как этот сосунок только жив остался!

Хродмару было больно это слышать, но ему не хватило смелости ответить.

Таким образом, без особого труда, деревушку заняла лишь малая часть дружины Сидрока. Они немедля помчались рыскать по каждому дому в поисках наживы и спрятавшихся жителей, часть которых по разным причинам не укрылась в церкви. Саму церковь, самое вкусное, викинги оставили напоследок. Они выбивали двери домов в поисках наживы, и их предвкушение становилось только глубже и слаще. Хродмара крайне увлекло это занятие, он жаждал доказать свою удаль перед соратниками, что так усомнились в нем. Ингольв поспешил присоединиться к остальным, но вдруг отвлекся на какого-то черного ворона… Он был неестественно крупных размеров. Приземлившись на крышу хаты, птица будто намеренно смотрела на Ингольва, и эйнхерий ощутил что-то неладное и чужое.

Тем временем на Муля из-за угла напал крепкий крестьянин, повалив его на землю. Хродмар нехотя собрался было помочь, но тут ему краешком глаза посчастливилось заметить женский сарафан, мелькнувший в проеме хаты. Он задумчиво почесал подбородок и решил, что Муль как-нибудь сам справится, удалой ведь – не пропадет, и направился в крестьянский дом. Оказавшись внутри, Хродмар увидел женщину, укрывшуюся в углу за большим сундуком. Она испуганно закричала и жалостливо залепетала что-то на своем языке, хотя даже глухой бы понял, что она горько молила о пощаде. Хродмара это ничуть не смутило, а только возбудило. Он с довольной ухмылкой неторопливо зашагал к ней, потянув свой ремень. Женщина перевела свой взгляд за спину мародера… Хродмар поздно осознал, что это была подстава. Недруг выскочил из-за двери, запрыгнув на спину Кузнецу. Стол опрокинули, посуда разбилась. Он повалил огромного неуклюжего кузнеца на землю и вонзил ему нож прямо в череп. Это был тот самый рыбак.

Он продолжал наносить ему удары, пока в голове Хродмара не образовался кровавый пруд среди рощи из волос. В эту минуту в комнату вбежал Ингольв и увидел страшное: лицо брата лежало в кровавой луже. Ингольв окоченел. Невозможно, чтобы его единственная возможность исполнить волю богов – так просто испарилась. Ульфхеднар оскалился, и в рыбака вселился такой ужас, что он выронил нож, будто увидел воочию, как человеческий рот вытянулся в волчью пасть. В следующее мгновение его голова слетела с плеч, окрасив кровавым серпом стены и сундук, за которым спряталась жена. Она закричала. Ингольв мертвой хваткой сжал ей шею. Ей перехватило дыхание. Он свирепо вытащил ее на улицу и окликнул своих ребят.

– О-о! Это вы удачно зашли! – оценил красавицу Йофрид, который немедля перекинул ее через свое плечо как добычу, подобно мешку с монетами.

К этому времени подоспели и остальные.

– Ну что? Осталось самое вкусненькое! Ай-да в церковь! – призвал всех Муль.

Йофрид, Муль, Оттар двинулись к храму, а Ингольв сказал, что догонит их.

Он понурил голову, присев на пень для колки дров, и постепенно пришел к выводу, что все было зря, теперь его жизнь потеряла смысл. И поход этот не имел для него никакого толка, ведь пока все гнались за наживой, он выполнял священную волю. Ингольв не сдержал клятвы ни перед собой, ни перед Хродмаром, ни перед богами. Он почувствовал себя глубоко виноватым. Не только потому, что провалил испытание, которое заповедовал ему Хеймдалль, и отныне его народу не избежать страшной участи… Но также и потому, что именно сейчас его, необъяснимо почему, посетило чувство, будто он потерял близкого человека. Лишь в этот миг осознал, как за довольно короткое время начал потихоньку и по-настоящему принимать Хродмара за брата, может быть, даже родного – не зря древние говорили, что побратимство оказывается порой сильнее родных уз. Теперь же наступил конец. Лоб его отяжелел, на душе стало горестно.

Тут на его плечо приземлилась широкая рука. Он обернулся и узрел Хродмара, живого и невредимого. Ингольв с криком отпрянул.

– Ты чего? – сонно спросил Хродмар.

Быть может он драугр? Нет, невозможно, чтоб так быстро, да и румянец на щеках, пот на лбу и ровная кожа говорили об обратном. Ингольв даже снова забежал в дом, чтобы убедиться. Кровавой лужи – как не бывало!

– Ты жив! – воскликнул Ингольв.

– А обязан был помереть, что ли? – удивился Хродмар.