Хемлок Гроув [любительский перевод]

Годфри отломил с березовой ветки край засохшего листа. И сравнил жизнь день за днем с головой в пасти льва с пресыщенностью и неприступностью – что сказать? Мудрость там, где голова соединяется с сердцем, и то, что он сейчас чувствовал, было, буквально, разницей между жизнью и смертью. Он ощущал нечто, что не чувствовал с тех пор, как прекратил попытки закончить отношения с Оливией. Он ощущал желание выпить, чтобы наконец-то очнуться от этого кошмара.

– Где твоя мать? – спросил он.

Роман смотрел на дорожку под ногами.

– Она с Шелли.

* * *

Почти стемнело, и они были абсолютно одни. Доктор Годфри вернется после заката, принесет еду и заберет ее домой. Они лежали на куче одеял, расстеленных на алтаре: Питер с щетиной, одетый в свитер Годфри, и Лита в его объятиях. Стекла витража над их головами тревожил моросящий дождь.

– Они были в постели, – сказала Лита. – Шериф уехал на вызов. Он оставил снаружи патруль, но они ничего не видели. Что бы это ни было, оно пробралось незамеченным и… сделало это. Это не дикое животное. Какой человек способен на такое?

Кот прыгнул на подоконник и уселся на нем; его потрепанный хвост раскачивался маятником, отсчитывая время. Питер запустил руку под ее футболку и медленным круговым движением провел по животу. Она же игралась с кольцом змеи, охватывающим ее палец.

– Как думаешь, у пластика есть сознание, как у камня или дерева? – спросила она. – Думаешь, он помнит, где он был?

Она взяла его руку и нежно потянула, обняв ею себя, какое-то время они лежали так и слушали дождь. Она думала о жизни, растущей в ней, и о тени всех этих смертей. И если все определяется в контрасте, тогда что такое жизнь, как не тень смерти. Таинство смерти не может быть плохим, потому что без нее не будет и жизни. Жизнь вредна, но она просто случается, как неотъемлемая часть добра. И не остается ничего, кроме как родиться и надеяться, постоянно надеяться и чувствовать, и не терять время на проигрыш – реванша не будет.

Она положила его руку себе на грудь.

– В… церкви? – изумился он.

Позже они упали без движений, раскрасневшиеся и задыхающиеся. Она лежала на нем, не двигаясь, в обыденной женской практике мужчины игнорируют последующее тепло человеческого тела в подобных обстоятельствах, но этим днем он понял, что больше никогда снова не согреется, потому спокойно принимал тепло. Неожиданно, черная тень промелькнула перед глазами Питера; кот спрыгнул с окна. Он выглянул наружу как раз вовремя, чтобы заметить движение по другую сторону стекла, мелькнувший силуэт исчез раньше, чем он смог что-либо предпринять, кроме как испытать мимолетный ужас от увиденных белых волос.

* * *

Шелли все еще дрожала, когда Роман вернулся домой, так что он тут же заключил ее в объятия и сказал, что приготовит ужин. Упаковка со стейками все еще лежала на кухне, розовые потеки подсыхали на белоснежном кухонном покрытии, а на кусках мяса на полу виднелись отпечатки подошв. Он прибрался и уже заканчивал промывать швабру горячей водой, когда Оливия сказала:

– Что случилось с входной дверью?

Роман обернулся. На ней был длинный белый кардиган с рукавами, закрывающими руки вплоть до кончиков пальцев, волосы собраны в хвост; в ее поведении не было ничего, что могло бы выдать ее отсутствие на протяжении целого дня и ночи, или событий, произошедших за это время.

– Где ты была? – спросил он.

– В Институте. У меня был небольшой приступ. Но Йоханн сказал, что тут не о чем волноваться.

Они посмотрели друг на друга.

– Теперь мне гораздо лучше, – прервала она молчание.

Роман выжал швабру.

* * *

В другом доме Годфри Мэри ждала возвращения своих мужа и дочери. У доктора Годфри было дурное предчувствие, когда они столкнулись в прихожей. Она знала, что Лита была с ним, и даже звонила, дважды, узнать, когда они вернутся домой. Так что теперь?

– Приехали так скоро, как смогли, – сказал он, упреждая ее нападки.

Она не ответила. Она подошла, напряженная, как сжатый в кулак снег, и крепко обняла Литу. Ее плечи дрожали. Она не злилась, ей просто нужно было обнять свою дочь.

Лита поднялась наверх, и Годфри сел в кресло в гостиной и облегченно выдохнул.

Трудный день. Длинный, длинный день. Мэри села на подлокотник кресла и, положив руку на его затылок, помассировала. Они не смотрели друг на друга, он просто сидел и чувствовал приятное давление на своей шее.

– Ты ел? – поинтересовалась Мэри.

Годфри покачал головой.

– Я приготовлю тебе мышку, – сказала Мэри немного гортанным голосом, пародируя актрису Рут Гордон. – Милую шоколадную мышку.

Годфри улыбнулся, его плечи затряслись, и он засмеялся. Объяснение, почему для них это было смешно, уходило корнями далеко в прошлое.

Годфри сообщил, что собирается принять душ, и что ее предложение звучит просто превосходно.