Хемлок, или яды

Сент-Круа стоял перед атанором с лицом, погруженным в темноту. Меркурием его был не Зеленый Лев адептов и философов, а ртуть отравителей и шарлатанов. Он хотел получить золото, ни на миг не задумываясь о необходимости каких-либо духовных заслуг, и верил, что живое золото алхимиков порождает золото, точь-в-точь как одно зерно дает жизнь другому:

...прославленное злато,

Что в золото своих собратьев обращает...

— Но видите ли, - задумчиво продолжил Глазер, откупорив бутылку дорогого и крепкого юрского вина, - главный ингредиент в нашей алхимии - чистосердечие.

Мари-Мадлен не смогла сдержать улыбку и быстро взглянула на Сент-Круа, который, похоже, этого не заметил. Мистическая трансмутация человека его абсолютно не интересовала.

На улице выкрикнули двенадцатый час.

— У меня еще дела в лаборатории, - сказал Глазер.

Он всегда излучал безмятежность.

***

Хемлок очень хотелось бы узнать, с каких это пор за ней следят из глубины зеркал ядовитые растения. Желая узнать также множество других вещей, она тасует, раскладывает, перебирает карты. Таро говорит с ней на двойственном языке и, смешивая негатив с позитивом, как на плиточном полу в палаццетто Ченчи, ведет двойную игру взаимозаменяемых выпуклостей и вогнутостей. Предполагающий бесчисленные толкования Маг, оракул из оракулов, улыбается в углу из-под широкополой шляпы и косится с умудренным видом. Устремленная вперед безногая сине-желтая Смерть может также олицетворять длительность. Шесть кубков - это, безусловно, чаши со слезами, хоть и нельзя сказать, из-за чего они прольются. Карты показывают лишь то, что известно, и если не знаешь собственных желаний, то обнаружишь в предсказании только новые тайны, новые вопросы, порождающие друг друга, словно сплетающая символы зелено-красная вязь. «Мы приходим в этот мир с запечатанными приказаниями», - писал Кьеркегор.

Мари-Мадлен де Бренвилье послушно выполняла полученные приказы.

***

Отпустив Лорейяра на ночь, Сент-Круа вышел с Мари-Мадлен на улицу Пти-Лион. В холодном февральском воздухе пахло камнем - чем-то чужим и безжалостным.

— Когда нужно действовать решительно, мадам, ничто не сравнится с раствором мышьяковистой кислоты. Если же, напротив, следует придать видимость непонятной и неизлечимой болезни, лучше маленькими дозами, но ежедневно подсыпать в еду либо добавлять в клистир хорошо измельченный мышьяк. Но еще лучше отравить одежду: после стирки нижнюю часть рубашки смачивают раствором мышьяка, а затем высушивают. Внешне это совершенно незаметно, но живот и ляжки вскоре начинают кровоточить, и уже через пару дней образуются язвы, способствующие всасыванию яда...

— Да, я знаю о свойствах мышьяка: он часто применяется в составе соединений серы, реальгара или аурипигмента... Аурипигмент можно даже назвать «отцом» ядов! Все так... Но сернистые соединения обладают одним недостатком: они не растворяются в воде.

И затем, иронично щелкнув языком:

— Хотя, возможно, и растворяются, если обладаешь «чистосердечием».

Между могилами кладбища Сен-Сюльпис, или Погоста слепцов, бегали огоньки, а за каменными крестами, под малыми арками в проворно шаривших желтых пятнах, махали крыльями трепетные мотыльки света. Стучали котелки и кувшины, слышались смех, быстро заглушаемое пение и резко обрывавшийся писк свирели. В красных отсветах костров время от времени копошились люди, подскакивали капюшоны, рывками взлетали в зловещем веселье плащи. На кладбище Сен-Сюльпис, где никогда не просыхала земля, собрались на разгульный маскарад починщики старых ведер, латальщики кузнечных мехов, нищенки и кабацкие девки. Но под обносками и капюшонами кое-где угадывались переодетые клирики, пышущие похотью мещанки, просто зеваки или воры-карманники. Между кладбищем, огороженным с трех сторон высокими шестиэтажными домами, и фундаментом строящейся церкви с земляными насыпями и рвами, откуда виселицами торчали сваи, крались в ночи опасливые тени.