Хемлок, или яды

В этот же день Клеман велел снести на пикпюсовский двор все изображения Мари-Мадлен: портрет с мускатным виноградом кисти Анри Бобрена и квадратный детский - на мадеровом фоне, с приоткрытым ртом и нежной, как воск, шейкой, выглядывавшей из-под скромного белья, завязанного черными лентами. Там же очутились барельеф, карандашные наброски, выложенная по краям рубинами крышка шкатулки с лицом анфас, и еще один портрет, на котором Мари-Мадлен блистала в фаевом золотисто-желтом платье: декольте прикрывала газовая ткань, приколотая тройной жемчужной подвеской, похожей на те, что пристегивались к рукавам, а на белоснежной коже, отливавшей синевой, сверкало опаловое ожерелье. На всех портретах лицо обволакивала, точно скорлупой или коконом, красота, разрушаемая лишь неприятной складкой губ, способной напугать... Портреты сначала сбросили в брезентовый мешок, после чего высыпали, будто хворост, на землю и подожгли. Они потрескивали, коробились, источали странное благоухание - запахи масла и гари, а полыхавшие рамы испускали снопы искр, изредка со вздохом просыпая горсточку пепла. Порой картина сдвигалась, словно кто-то ее подталкивал, и тогда веретенообразные пальцы, цветы, ткани, драгоценности, мускатный виноград исчезали в пламени или медленно покрывались коричневатым соком и копотью. Неожиданно вспыхнул голубой глазище, который смерил взглядом окружающий мир и затем провалился в раскаленный кратер.

Опираясь на руку такой же безликой, как он сам, Луизы, Клеман отвернулся от смехотворного аутодафе:

—

Моя бедная Луиза...

Едва Луиза обручилась, разразился скандал: не прошло и трех дней, как ее помолвка была расторгнута. А для Жана навеки закрылась военная, судейская и духовная карьера.

Конфискованный кредиторами Мари-Мадлен особняк Бренвилье продали с торгов за 58 тысяч ливров. Доброе имя Клемана было опорочено, богатство растрачено, а здоровье подорвано. Забрав с собой детей и бастарда, он удалился с несколькими верными слугами в оффемонский замок. Что же касается Анриетты д’Обре, она принесла в жертву поруганному Христу собственный позор - всю ту грязь и плевки, что обрушивались на сестру преступницы.

Мари-Мадлен познакомилась с шевалье Тассило де Паваном -галантным французом, имевшим некий загадочный и нерегулярный источник доходов. Шевалье утверждал, будто выполнил несколько деликатных поручений герцога Монмутского, но, похоже, в любом деле предпочитал двойную игру. Впрочем, это двурушничество подвело его с перчатками, так навсегда и оставшимися без пары: давным-давно он где-то потерял один кремовый замшевый экземпляр и теперь беспрестанно теребил второй. Тассило де Па-ван любил как женщин, так и мужчин - точнее, души в них не чаял. В карманах он постоянно носил высохшую апельсиновую кожуру, чей аромат накладывался на бараний запах самого шевалье, никогда не смешиваясь и не заглушая его: одним словом, в этом человеке все было двойственным.

—Я родился под знаком Близнецов, - с радостью пояснял он.

Из любопытства Мари-Мадлен приспособилась к столь еретическому образу жизни, пусть иногда и порицала его. Шевалье изображал удивление:

—Полноте, мадам! Что поделаешь, если вы худосочны, как античный пастушок? Впрочем, вам это очень идет, ну а мне ненавистна докатившаяся уже и до Франции фламандская мода, которая требует, чтобы женщины буквально лоснились от жира.

После чего они помирились, ну а впредь, если и говорили о праведном пути, то лишь затем, чтобы посетовать на сопряженные с ним опасности.

В вопросах моды Тассило де Паван был превосходным советчиком. Он уговорил Мари-Мадлен отказаться от тяжелых вышитых подолов, корсетов на китовом усе, обшитых сутажом крестьянских юбок, высоких воротников и принять текучие робы с высокой талией, мягкие пелерины, грациозные шарфы, рукава из простой бельевой ткани и естественные прически с ниспадавшими каскадом волосами: словом, принять английскую моду, что поддерживала гармонию между телом и одеждой.

Он преподал Мари-Мадлен немало уроков, в частности, рассказал о basket judges [152], которые, не получая жалованья, жили исключительно на щедроты сутяг и выносили соответствующие решения; предостерег от хитрых карманников и показал на берегу реки Флит, так напоминавшей Бьевр, тюрьму для несостоятельных должников.

Придворные герцога Монмутского иногда приглашали Тассило и Мари-Мадлен на оргии в домишках, недавно построенных в лесу Сохо. Публика там была разношерстная: богатые вельможи, трактирные шлюхи, остряки, вертопрахи, painted menс жемчугами в ушах, едва расцветшие юнцы, монахи-расстриги, разгульные мещане, состарившиеся в банях гермафродиты с потрескавшимися на морщинистых лицах румянами - потрепанный, затрапезный, но полный жизни народец.