Хер Сон

– Вы простудитесь, – пожалела она убогого, – когда в воде холодной долго возиться, насморк бывает.

Странный господин поднялся с корточек и оказался похожим на Винни-Пуха – невысокого росточка, круглый и небритый. «Смуглый, круглый и небритый. Дядя Киви получается», – улыбнулась она про себя.

– И не Гиви вовсе. Я Фей. Фей-Хуан. Не путать с Доном Хуаном – я по другой части, я к барышням тоже неравнодушен, но без ихнего фанатизма, – толстячок пытался смотреть строго, но сделать каменное лицо из его мягких круглых щечек было сложно.

– Я волос себе заказал, – он кивнул в лужу, – к вечеру должны вырасти!

Он сдернул смешную детскую шапочку, и оказался круглоголовым лысым колобком, вернее сказать, голова его была так же небрита, как и круглые щеки. Он потрогал щетину на макушке и довольно улыбнулся:

– Обрастаю уже!

– А тебе измениться надо, – сказал он, – а то ходишь, как ворота футбольные на пустом поле.

– Это как? – она ахнула. – Как это – ворота футбольные? И почему ходят по полю?

– Вот и я говорю – почему? – Винни-Фей (так ее сознание обозначило странного господина) изучал ее с большим интересом, оглядывая со всех сторон. – Представь себе: поле футбольное пустое и неухоженное, дождик и слякоть, а по полю футбольные ворота бродят неприкаянные, и стонут: «Где мой вратарь? Я бутсы ему купила, а его все нет, только прохожие нахальные иногда забегают, да тут же и выбегают». И сеточка обвисла, и столбики некрашеные…

Более поразительных вещей она никогда в жизни не слыхивала – Винни-Фей в двух словах точнейшим образом описал ее состояние и ощущение себя в мире – именно ворота, которые ждут своего вратаря, который будет их защищать и оберегать, а она будет гордиться им и создавать вокруг него уют – начищать сеточку, полировать столбики… Слезы навернулись на глаза, стало жалко себя, и она сразу озябла.

– Не кисни! – Фей уже трижды обошел вокруг нее. – Не кисни – это самое главное! Во-первых: заведи музыку в доме. Веселую. Чтоб ноги сами в пляс. Упал-отжался-станцевал! Во-вторых: перестань бродить по полю. Займись собой – улыбаться потренируйся вот, глазки строить, хихикать вот тоже научись. И не спорь! – Винни-Фей погрозил ей пальцем и даже топнул. Она выдохнула воздух, которого набрала полные щеки, готовясь достойно возразить. А Фей-Хуан продолжал, немного кипятясь уже:

– Ты хихикать пренебрегаешь и «что ли я дура – хихикать?» говоришь, а что ли ты умная? Тебе в семью надо или в библиотеку? Или в семье ты будешь только о высоком рассуждать? Я б первый от тебя сбежал – не жена, а лекция. Смеяться не умеет, за попу не ущипнешь – обидится, в игры не играет, с поцелуями не пристает. Ты и глупостей не говоришь, небось? – Фей с сожалением смотрел на нее. – И сказок не сочиняешь?

– А сказки зачем? – она не переставала удивляться и не успевала обидеться речам Винни-Фея. – Сказки-то мне зачем сочинять? Детей же у меня нет, кому я их буду рассказывать – Роману, что ли?

– Да при чем здесь Роман! Себе, душа моя, себе ты должна сказки рассказывать! Всякие волшебные сказки рассказывать и картинки волшебные показывать! Вот я поинтересуюсь: ты для себя что делаешь?

– Все делаю, – она возмутилась, – да я ВСЁ для себя делаю!

– Вот и враки! – Винни-Фей рассмеялся. – Твое ВСЁ – это НИЧЕГО на самом деле. Ты и трех дел не назовешь.

– Как это не назову? Вот, например, я читаю для себя – это раз!

– Ага, еще скажи – зубы чищу и уши мою – как раз три получится. Вот скажи – ты для себя отдыхать когда ездила? Чтоб просто так – для себя. Не за компанию, не попутно дела какие-то решая, не потому что звали сильно, а просто – потому что устала? Или массаж – не потому что спина болит или шея не гнется, а потому что приятно? Или бабу снежную лепила, может быть? Или стихи, может быть, сочиняла? Про весну вот – самое время сочинять: весна, пичужки, всякая фигня романтическая…

Она готова была уже рассердиться – что за глупые разговоры! – но что-то останавливало ее, и она в растерянности забормотала о нехватке времени, о невозможности вырваться, о том, что для себя она не привыкла…

– Не мороси! – нахальный Фей снял свою смешную шапочку, достал из нее леденец и протянул ей. – Держи – это Конфета-Поэта.

– Чья конфета? – она недоверчиво повертела ее в пальцах, с изумлением глядя на лысину Фея, которая покрылась уже двухсантиметровой рыжеватой прической.

– Ничья. Это сорт такой. Есть, допустим, Золотой Петушок, он же Павлин-Мавлин, а это – Конфета-Поэта, понятно?

– Непонятно, – она сунула конфету в рот, разглядывая фантик, – а по вкусу – это «Взлетная», – определила она.

– Ага, сейчас взлетишь, – Фей-Хуан смотрел на нее выжидательно. – Ну что ты молчишь, давай!

– Что давай? – удивилась она.

– Стихи давай! Я ж тебе Конфету-Поэту вручил, и тему дал: весна, пичужки, фигня всякая!

Она от неожиданности чуть не поперхнулась конфетой, но вдруг открыла рот и, ощущая себя против всяких законов реальности, неожиданно произнесла, немного запинаясь: