— Обострение, — с постным лицом прокомментировал Петр, изучая свежую газету, которую захватил при входе в самолет. Причем начал листать ее отчего-то с конца.
— В каком смысле? — Ермилов понял, что он как привык читать по-арабски справа налево, так и машинально с конца к началу просматривает газету. — А, в смысле, — Олег покрутил пальцем у виска и засмеялся. — В общем, твое предположение вполне подходит, если учесть, что нормальные люди не станут травить других ни хлором, ни зарином.
Олег знал, какие симптомы вызывает воздействующий на центральную нервную систему зарин. Его даже Гитлер, далеко не гуманист, не стал использовать во время Второй мировой. Он на своей шкуре испытал свойства отравляющих газов и… пожалел врагов. Саддама, правда, не останавливали мучения персов, и он использовал зарин в комбинации с другими отравляющими веществами во время восьмилетней войны. Если слишком большая доза, то человек умирает безболезненно и очень быстро. Если нет, то человек задыхается, испытывает сильнейшие боли в голове и глазах, зрачки сужаются до черной точки, начинается рвота, сердце бешено колотится, льется холодный пот и появляются судороги. Атропин и раствор соды — вот первая помощь. Смыть остатки зарина с кожи обычной водой, как это изображают в своих фильмах «Белые каски», практически невозможно. И главное, антидот.
Чтобы имитировать тремор, «белокасочники» впрыскивают «пострадавшим» из ингаляторов противоастматические средства, среди побочных эффектов у которых, один из основных и очень часто возникающий, — это тремор. Поэтому трясущиеся люди, мокрые от водопроводной ледяной воды, дрожат вполне реалистично.
Похожее состояние вызывает и отравление хлором — удушье и отек легких, слезящиеся глаза.
Самое страшное, что эти гуманисты не просто имитируют отравление химоружием, но нередко снимают и тех, кто в самом деле попал в облако отравляющих газов из самодельного баллона, изготовленного в подпольных лабораториях игиловцев.
Курдов пользовали ипритом, они жаловались, что это саддамовские запасы. В июле 2014 года их атаковали боевики с помощью химии, а затем ровно через год снова отравили.
Утром Ермилов до отъезда в «Шереметьево» только успел переговорить с Плотниковым накоротке. Тот был очень занят: проходило большое совещание, он на минутку вышел из кабинета, вызванный через секретаря Олегом.
— Ну что тебе, Олег Константиныч? Если ты по поводу командировки в Черкесск, то я не против.
— Нет, я хотел сделать запрос в СВР, попросить их Теплова в Лондоне подсветить нам ситуацию по Айману Фатиху. Вот моя записка с разъяснениями.
Плотников нацепил на нос очки и пробежал глазами докладную.
— Полагаешь, Теплов в курсе? Ну ладно, оставь Сергею, — он имел в виду своего заместителя. — Я еще обдумаю как нам лучше. — Петр Анатольевич протянул руку на прощание: — Удачно съездить. Надо уже продвинуться по Евкоеву, а то все топчешься вокруг да около, вот и Фатиха приплел. Только нам до него, как до королевы!
Они еще вчера к вечеру добрались до Черкесска из Минеральных Вод на машине, присланной УФСБ. Встретивший их оперативник болтал о чем угодно — о природе, о достопримечательностях, но не упоминал о Каитове.
Сидевший рядом с Олегом на заднем сиденье Горюнов все больше мрачнел и не разделял воодушевления майора по поводу красот родного края. Только когда уже проезжали Кубанское водохранилище на подъезде к Черкесску, он вдруг спросил:
— А что, Виталий, профукали Каитова? Где он?
Майор подавился очередной заранее заготовленной фразой: «Кубанское водохранилище снабжает водой города-курорты Кавказских Минеральных Вод…» Он молчал минуту и выдавил:
— Его перевели во Владикавказ.
— Кто-то пытается баллы себе на этом заработать? — угрюмо поинтересовался Горюнов, не ожидая ответа. — Я незамедлительно проинформирую свое руководство об этой самодеятельности.
У Олега закралось подозрение, что кто-то из влиятельных родственников Каитова пытается давить на следствие. Вот только возникает вопрос: им выгодно, чтобы его перевели во Владикавказ, или наоборот, чтобы Джумал оставался в Черкесске? В зависимости от этого станет понятно, не имеет ли место коррупционная составляющая. Дело попахивало дурновато.
Остаток вечера Горюнов носился по номеру маленькой гостиницы в Черкесске, как взмыленный конь, улаживая, выясняя обстоятельства перевода во Владикавказ, договариваясь, чтобы им с Ермиловым организовали завтра же встречу с подследственным Каитовым.
К счастью для владикавказских сотрудников, выяснилось, что родственники Каитова пытались его вызволить, устроили чуть ли не манифестацию у следственного изолятора № 1, и ночью, накануне приезда столичных полковников, арестованного тайно вывезли в столицу Северной Осетии, чтобы избежать больших неприятностей и штурма СИЗО-1.
Горюнов ругался то по-арабски, то по-русски, то по-турецки. Он не планировал задерживаться на Кавказе еще на день, а тем более ехать во Владикавказ.
— Почти триста километров трястись на машине. Почему они не могли сказать о переводе Каитова нам еще в Минводах? Хотя бы можно было улететь.