Химия Ее Величества

Сборы в командировку подогревал Люськин праведный гнев.

Сперва Ермилов сообщил ей, что едет в Узбекистан и поэтому не набирает с собой теплых вещей. Он узнал, какая погода в Хмеймиме — днем около пятнадцати градусов тепла, ночью, конечно, гораздо прохладнее, но решил не набирать вещей, предполагая, что там не задержится.

Сообщения, начавшие поступать через СВР от шотландца, говорили о том, что затевается новая провокация от «Белых касок», необходимо выяснить детали, а кроме того, нужен несколько иной подход к работе с шотландцем — контрразведывательный, чтобы сориентировать Маркаса в добывании определенной информации, необходимой их Департаменту.

Но позвонил Горюнов, а оставленный на мгновение без присмотра сотовый телефон попал в лапки Людмилы. Горюнов с ней галантно поговорил, посоветовал мужу в сумку положить средство от москитов, так как они в это время там уже появляются и очень яростные. Естественно, Люська полюбопытствовала, разве в Узбекистане есть проблемы с москитами, после чего Горюнов торопливо свернул разговор, сказав, что у него звонок от начальника на другой линии.

Люська насела на Ермилова весьма пылко и выбила признание, что командировка-то в Сирию. Дальше пошли ахи-охи. Угроза, если с Ермиловым там что-нибудь случится, то пусть лучше не возвращается, особенно если сложит там буйную плешивую головушку.

Олег шутливо пообещал в таком «несвежем» виде домой не являться, и за это схлопотал ладошкой по лбу.

Отправляясь на следующий день в «Чкаловский», Ермилов думал, что ругань с Коротковой накануне отъезда в командировку стала за годы совместной жизни традиционной — как обычай присесть на дорожку.

По пути на аэродром Олег обмозговывал посетившую его мысль, что Фатих, учившийся в Америке, мог быть еще тогда завербован ЦРУ. Отчасти этим можно объяснить, что американцы так активно подключились к проекту «Белые каски». Возможно, англичане догадываются о его тесных отношениях с цэрэушниками и именно с этим связано то, что, несмотря на финансирование «Белых касок», Фатих опять попал в разработку Офиса спецрасследований Великобритании и его обвиняют в мошенничестве, а не взяли под защиту кураторы из спецслужб.

Олег прикинул, что неплохо бы выяснить это через шотландца. Финансирование организаций, подобных «Белым каскам», западными спецслужбами вопрос актуальный.

В здании аэродрома толпились ожидающие вылета борта в Хмеймим. Народ собрался в основном военный, но и гражданских хватало. Среди них журналисты с рюкзаками и с зачехленной фото— и видеотехникой, артисты с музыкальными инструментами и такие вроде Ермилова «командировочные», налегке, с сумкой или небольшим чемоданчиком, в гражданке. Еще перед входом под елью, отяжелевшей от снега, Олег, как новогодний подарочек, обнаружил курившего Горюнова и зашел вместе с ним.

— Да-а, — улыбнулся Петр, — контингент пестрый. Вон там один знакомый полковник, но мы сделаем вид, что друг друга не знаем. Для конспирации.

Олег в это время приглядывался к смутно знакомой фигуре, пристроившейся на пухлом рюкзаке. На голову была нахлобучена то ли шляпка, то ли панама, но, очевидно, зимнего образца, что-то ужасно нелепое. Ермилов узнал ее по неуемному аппетиту, которым она славилась и в былые годы их знакомства, потрясая воображение Олега. Как в такое тщедушное тело столько влезает? Она и сейчас поедала огромный бутерброд. Олеся Меркулова — журналистка, с которой он познакомился, когда занимался Кедровым, а затем Олеся невольно попала в эпицентр дела предателя, старшего лейтенанта Петрова.

В ней, казалось, немногое изменилось с момента их первой встречи, произошедшей шестнадцать лет назад в забегаловке неподалеку от Останкино. Такая же тощая, разве что не в длинной хипповатой юбке, а в джинсах, но расклешенных и потертых и даже прорванных местами.

Олег почувствовал себя старомодным. Он не любил такую одежду. Когда видел рваную вещь, рука тянулась к иголке с ниткой. А за порванные штаны в детстве мать взгрела бы как следует.

Ермилов подошел ближе, чтобы очутиться в поле ее зрения и чтобы бутерброд не закрывал его.

— Пути господни неисповедимы, — с набитым ртом сообщила Олеся, кажется, ничуть не удивившись.

— Вы что, подались в военные корреспонденты? — спросил Олег, опустив от смущения «сколько лет, сколько зим… как я рад» и так далее. Он всегда испытывал при виде этой девушки некое стеснение, грозящее перерасти в увлечение, но так и закапсулировавшееся в зачаточном состоянии с помощью силы воли и из страха остаться без глаз — Люська их выцарапает, и без волос — жена выщиплет их по волоску и не потратит на это слишком много времени, поскольку они и так уже поредели.

— Я всегда отличалась повышенной воинственностью, — отшутилась Олеся. — Выходит, я удачно попала именно на этот борт. — Она отряхнула ладони от крошек, хотя это выглядело так, словно она их потерла от предвкушения. — Где вы — там мне перепадает эксклюзивный материалец. Не так ли?