Петр разговаривал по телефону негромко, но Олег не мог уснуть, невольно прислушиваясь. Хрипловатым голосом Петр говорил то по-арабски, то еще на каком-то незнакомом языке. Ермилов сквозь сон догадался, что это курдский — курманджи. Горюнов улаживал детали их завтрашней поездки.
Олег пытался нащупать в себе зачатки страха или волнения от предстоящего мероприятия. Но рядом с Горюновым не испытывал ничего подобного. Он слышал его спокойный голос, смех, покашливание и преисполнялся ощущения, что Петр знает свое дело туго.
Однако утром его уверенность в Горюнове сильно поколебалась, когда он увидел в потрепанном бежевом джипе на заднем сиденье сонную Меркулову. За рулем сидел араб с мятым, морщинистым лицом. Он дремал с открытыми зеленоватыми глазами.
— Какого лешего? — Олег дернул Горюнова за руку, остановив в нескольких метрах от машины. — Ты в своем уме брать ее с собой?! Во-первых, мы направляемся на встречу с агентом, во-вторых, это не прогулка, а поедем мы по территории, где идут боевые действия…
— А в-третьих, нам нужна женщина, — подхватил Петр. — Знаешь, когда в машине женщина, это резко снижает количество вопросов. Три мужика — повод досмотреть или обстрелять. Когда среди нас женщина — это почти семья. Я выдам ее за свою жену. Абдулбари выправил документы, что она законная, по мусульманским законам, супруга, ей ничего не грозит. К тому же она говорила, что сотрудничает с ФСБ, давно и плодотворно.
— У нее нет допуска… Она тебе просто заморочила голову.
Это сообщение нисколько не смутило Горюнова, из чего Ермилов пришел к неутешительному выводу: Петр все прекрасно понимает, но сделает по-своему, задействовав Меркулову фактически втемную, воспользовавшись ее природным и профессиональным любопытством и тем, что она не робкого десятка.
— Неужели ты не понимаешь, она захочет сфотографировать, снять на камеру, сделать запись на диктофон? Она подставит нас! — буквально застонал Ермилов. — Я сейчас пойду в штаб и доложу в Москву своему руководству о твоем самоуправстве.
— Ты ведь хочешь встретиться с шотландцем? Я предлагаю самый безопасный вариант. Олеся едет с нами добровольно. Мы с ней договорились, она наберется впечатлений, писать будет о чем угодно из увиденного, кроме, — Петр поднял палец, — наших с тобой дел.
— Чушь, вздор! Она не преминет сунуть нос во все. Как отнеслись ее оператор и фотограф к поездке?
— Они не знают. Она от них удрала. Ну что ты хватаешься за голову? Олеся оставила им записку. А я предупредил твоего Сливенко.
— Я считаю это безумием. Не хочу и не могу брать на себя такую ответственность.
— О Господи! Ну я беру эту ответственность. И за тебя, кстати, тоже, — Горюнов закатил глаза. — Да и Меркулова твоя — взрослая девочка. Как я ей запрещу ехать?
— В таких операциях не могут участвовать люди гражданские и непосвященные. Нас с тобой снимут с должности, а то и уволят… А может, и под суд.
— Ну ты паникер! Вот читай, — он нехотя вытащил листок из нагрудного кармана куртки, напоминающей стройотрядовскую штормовку советских времен.
Ермилов прочел расписку Меркуловой в том, что она полностью отдает себе отчет в происходящем.
— Это напоминает: «Прошу в моей смерти никого не винить». Связался черт с младенцем. Эту бумаженцию нам мой Плотников и твой Уваров прибьют на крышку гроба вместо государственного флага.
— Ладно, — признался Горюнов, — я посулил ребятам из JPG привезти русского журналиста. Им не нравится, что их идеи в нашей прессе в последнее время искажают. Ну дескать, продались они американцам, и все в таком духе.
— Разве это не так? А главное, — Ермилов почувствовал, что краснеет помимо воли, — ты не мог найти на базе любую… любого другого журналиста? Их тут всегда пруд пруди.
— Она вроде как доверенное лицо. Не понапишет, не посоветовавшись. Мы убьем двух зайцев — ублажим курдов, они не станут препятствовать встрече с «белокасочником», а во-вторых, я же объяснял, женщина в машине — это более умиротворяющее зрелище, чем трое угрюмых мужиков. Да и что она тебе? Это личное, что ли?
— Иди ты! — вспыхнул Ермилов. — Не меряй по себе!
У него чуть было с языка не сорвалось то, о чем бы он впоследствии пожалел, насчет прижитого от курдянки Горюновым сына и его отношений с телохранительницей, погибшей в Северном Ираке. Вовремя встряла Меркулова, высунувшись из окна машины и спросив:
— Ну мы едем? Олег Константинович, сделайте лицо попроще. Я наперед знаю все ваши возражения. Не стоит сотрясать этот чудесный свежий средиземноморский воздух. Из машины меня можно выволочь только силой. Вы же не будете драться со слабой женщиной и отбирать у меня мой журналистский хлеб?
— Делайте что хотите, — устало отмахнулся Олег. Он сел на переднее сиденье, поставив автомат между ног, и протянул руку сирийскому разведчику. — Я вообще англичанин, если что.