Химия смерти

В доме распахнулось окно спальни, и из него высунулся сержант полиции.

– Сэр, тут в дамской сумочке телефон звонит.

Мы и сами могли слышать, как позади сержанта негромко переливается электронный колокольчик. Я нажал кнопку отбоя. Мелодия умолкла. Маккензи кивнул напарнику:

– Да, это мы. Продолжайте.

Сержант исчез. Маккензи почесал подбородок.

– Это еще ничего не доказывает, – сказал он.

Я промолчал.

Он вздохнул.

– Чертова жара...

Первый намек, что на него хоть как-то действует погода.

– Ладно, пойдемте в тень.

Мы отошли под защиту дома.

– Родственники у нее есть? – спросил он. – Может, кто-то знает, где она?

– Трудно сказать. Ферма ей досталась по наследству, но, насколько я знаю, в здешних краях у нее никого нет.

– Как насчет приятелей? В смысле, кроме вас?

Здесь могла таиться некая ловушка, крючок, однако разобрать было трудно.

– В поселке-то у нее знакомые есть, да вот кто конкретно...

– Дружки? – спросил он, следя за моей реакцией.

– Извините, понятия не имею.

Он неопределенно хмыкнул, глядя на часы.

– И что теперь? – спросил я. – Проверите, совпадает ли ДНК трупа с образцом из ее дома?

Инспектор вскинул взгляд.

– А вы, похоже, знаете толк в этих делах.

Я почувствовал, как зарделись щеки.

– Да нет...

Маккензи не стал копаться дальше, и я украдкой перевел дух.

– Как бы то ни было, мы еще не знаем, совершено ли здесь преступление. Есть некая женщина, которая – может быть! – исчезла, и это все. Нет ничего, что связывало бы ее с найденным трупом.

– А собака?

– Возможно, убита другим животным.

– Насколько я заметил, рана на шее выглядит скорее резаной, а не рваной. Она нанесена острым предметом.

Вновь тот же оценивающий взгляд. Я мысленно дал себе пинка за болтливость. Сейчас я просто местный врач. И ничего больше.

– Посмотрим, что скажут эксперты. Пусть даже так; собаку она могла убить своими руками.

– Вы сами в это не верите.

Он явно хотел возразить, однако передумал.

– Нет, не верю. Но и спешить с выводами тоже не собираюсь.

Отворилась входная дверь. Из нее, покачивая головой, вышел сержант:

– Пусто. Впрочем, свет в коридоре и гостиной оставался гореть.

Маккензи кивнул, будто именно такого ответа и ждал. Он повернулся ко мне:

– Не смею вас больше задерживать, доктор Хантер. Позднее пришлем кого-нибудь оформить ваше заявление. И буду признателен, если вы воздержитесь от праздных разговоров на эту тему.

– Разумеется, – ответил я, стараясь скрыть раздражение от того, что меня предупреждали о подобных вещах.

Отвернувшись, Маккензи начал что-то обсуждать с сержантом. Я пошел было прочь, но остановился.

– Да, чуть не забыл, – сказал я. Инспектор бросил на меня недовольный взгляд. – Насчет вашей родинки на шее. Может, ерунда, но сходить на обследование не помешает.

Возвращаясь к машине, я затылком чувствовал, как они смотрят мне вслед.

* * *

Словно оглушенный, вел я машину обратно к поселку. Дорога бежала мимо местной «заводи», точнее, обмелевшего озерца Манхэмуотер, что понемногу, из года в год, уступало натиску камыша. Зеркально-спокойную гладь воды лишь изредка нарушали гусиные стаи. Ни само озерцо, ни забитые осокой протоки или дренажные канавы, прорезавшие соседние болота, нельзя было пройти даже на плоскодонке. Рек поблизости не имелось, и Манхэм обходили стороной речные суда и туристы, наводнявшие прочие места этого озерного края в летнюю пору. Хотя до соседей было не больше нескольких миль, Манхэм казался совсем иной частью Норфолка, одряхлевшей и малоприветливой. Жизнь поселка, окаймленного лесами и плохо осушенными топями, выглядела столь же застойной, как и болота вокруг. Если не считать редкого любителя природы, случайно забредавшего сюда в поисках певчих птиц, Манхэм замкнулся в себе, все глубже и глубже погружаясь в одиночество, словно противный, никем не любимый старик.

Нынешним вечером, будто бы в издевку, поселок в ослепительных лучах солнца выглядел чуть ли не жизнерадостным. Центральная лужайка и церковные клумбы били по глазам красками до того яркими, что становилось больно. Цветы – вот то немногое, чем гордился Манхэм. За ними тщательно ухаживал старый Джордж Мейсон на пару со своим внуком Томом, те самые садовники, которых я встретил в день приезда. Даже поставленный на попа жернов на краю лужайки – памятник Деве-мученице – и тот увешан цветочными гирляндами. Так повелось, что раз в год местные школьники украшали этот древний обелиск, водруженный на месте, где, как гласит молва, в шестнадцатом веке соседи по смерти забили камнями одну женщину. Рассказывают, что она избавила от паралича какого-то ребенка, и за это ее обвинили в колдовстве. Генри как-то пошутил, что только в Манхэме можно стать мучеником за доброе дело, и добавил, что в этом урок для нас обоих.

Домой идти не хотелось, поэтому я отправился в клинику. Я часто бывал там даже без особой необходимости. Временами в моем коттедже становилось одиноко, а у Мейтланда всегда можно найти хотя бы иллюзию работы.