Ребятки ни шатко ни валко отлабали в чайной свою нехитрую программу, попили с нами благоуханного напитка и стали собираться. Мы вышли с ними и решили пройтись по морозному городу. Шли вниз к Солянке. Там был маленький магазинчик, где я ребятам купил какого-то вина, а Баптист, чуть не рассердившись, что я такую ерунду взял, пошел и купил сам бутылку водки. Было часов 9 вечера. Вдруг из-за угла повалили какие-то приличные люди, про которых, если бы не поздний час, я бы подумал, что сотрудники министерства (например, Министерства культуры, которое рядом, но с другой стороны) идут с работы. В это время Баптист, дав всем хлебнуть по глотку, стоял, высоко задрав голову, и крупными глотками дожирал бутыль. И вот чуть не каждый третий из проходящих по ходу, как самому обычному встречному, бросал: «Привет, Володь!» И Баптист, продолжая булькать, недовольно кивал слегка головой и бурчал сквозь глоткú, типа «здорово!» Я был поражен такой известностью всей Москве стоявшего в серой коротковатой швейцарской шинели своего друга. Шинель не была «подпоясана»: солдатский советский ремень со звездой находился выше, почти на груди…
После этого пошли в клуб «Проект ОГИ» в Потаповском переулке[63]
, и, не доходя до него, я вспомнил про квартиру Саши Пессимиста с Машей Ремизовой и бросил в их окна снежок. Саша выглянул, и мы его позвали с собой в клуб. Когда он туда пришел, мы уже были сильно поддатые, причем именно Баптист выпил втрое больше всех, вместе взятых, а был всех нас трезвее. И потом, ночью, когда мы приперлись всей тусовкой к Маше, Баптист долго заворачивал кольца философских тонкостей, выводя Машу из равновесия. А меня мутило неимоверно, так что я вышел во двор и стал тыкаться головой в сугробы. Проходивший мимо молодой человек из ОГИ участливо спросил меня, не нужна ли помощь и не вызвать ли такси, чем привел меня в чувство и укрепил в вере, что выросло новейшее поколение, которое разорвет дурную цикличность российской истории.Последний раз что-то стоящее получилось, когда Саша Ришелье приехал в Москву из своей Ниццы отмечать свой день рождения.
Собрал волосатых, в основном поколения 1958–1963 годов рождения, в парке в Борисове, который идет по склону широкого оврага; я накупил провизии, и мы расположились шумным табором в самом живописном месте. Беседуем, пьем, закусываем, собаки с нашего «стола» кормятся, Маша Ремизова на них орет, а пятеро сыновей Саши без развлечения маются… Тут я увидел поблизости девчат («чувих», по нашему старинному вокабуляру) их возраста и пригласил поиграть с Сашиными парнями во фрисби. Одним словом, через год был первенец от брака старшего сына с одной из этих девиц, а теперь вроде уже у них трое…
А самая последняя тусовка, уже без судьбоносных последствий, произошла скромным сбором в полдюжину человек у Саши Мафи дома, из окон которого видна кольцевая автодорога МКАД и кусочек Москвы, правда, лесной. Случилось это за несколько дней перед началом «специальной военной операции», в возможность которой мы не верили и поэтому болтали на всякие неполитические темы, тем более что за пять лет перед тем я в «Фейсбуке» Пессимиста был им забанен, как человек, «ничего не понимающий в присоединении Крыма»… Привез меня к Мафи Шуруп, а потом подтянулись Пессимист со своей новой подругой и Пудель, с которым мы за неделю до этого столкнулись на концерте Умки в клубе «Китайский летчик Джао Да». Повспоминали и стародавние времена, и менее давние, как, например, когда Мафи жил на Покровке, вернее Маросейке еще. И как мы ходили к нему в эту дворницкую полускваттерную малюсенькую обитель-келью в гости, и как там после нас снимали по Пелевину фильм, кажется, «Generation П»[64]
. Помянули много-много-много умерших наших товарищей и выпили за свое здоровье. Правда, чуть-чуть.Закончу тем, с того начинал. Еще немного о Сольми