Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были

Они действительно привязывались ко всем, но достаточно деликатно. Им нужно было заполучить твою подпись под каким-нибудь протестным документом. Их аргументы были убийственны: «Ну не хочешь же ты продолжения войны в Афганистане?» или «Ну не хочешь же ты, чтобы людей сажали в тюрьму за убеждения? Тогда подпиши!» Уклониться было непросто, и я, как мог, увиливал. Но подписавшие какой-нибудь такой листочек (который эти вербовщики тут же прятали) через несколько дней имели последствия: их допрашивали уже как участников группы «Доверие». Это были и Саша Мафи, и Света Конфета, и Арыч, и Гелла, и многие другие. То есть, имея подпись нового лица, в самой группе (я не знаю механизм, но Кривов совершенно откровенно и цинично рассказывал в конце 90-х, что группа эта была создана и функционировала только для эмиграции) это лицо считали новым участником группы, и создавалась видимость ее растущей популярности. Ирина Гордеева нашла-таки пару моих подписей под их документами. Видимо, не увернулся.

Саша Рулевой смотрит на Колю Храмова. 1987

Безусловно, мы, как и все советские люди, вели между собой разговоры о политике, особенно сравнивая нашу и западную системы и быт. К ним еще добавлялись всякие байки про свободы именно хипповой и музыкальной тусовки заграничной с их рок-фестивалями, неразгоняемыми лагерями, свободным передвижением по странам автостопом или на своих машинах. В нашей среде никто сам автомобилей не имел. Были львовяне – Мефодий, Алик Олисевич, Цеппелин с друзьями, – которые совершали мотоциклетные вылазки по Союзу. В основном в Прибалтику, где к бородатым и волосатым или сильно бородатым, но лысым относились спокойнее. Они взяли в пример «Ангелов ада» и прочих харлейщиков Калифорнии. Мне, кстати, чуть позднее Леша Фашист подарил оригинал небольшого легендарного альбомчика калифорнийских хиппи конца 60-х «Hippy Hi»[37]

, который я до сих пор храню.

Из «наглядной агитации» того образа жизни многими были приобретаемы плакаты рок-групп с худющими, волосатыми и хмурыми ребятками с гитарами, которые все любовно развешивали у себя в спальнях. Даже самые адские комсюки. Это уже не считалось изменой родине и партии. В новогодних выпусках «Мелодий и ритмов зарубежной эстрады» уже промелькивали песенки от «Смоки», «Аббы» и других групп, чьи пластинки какое-то время назад гэбуха конфисковывала, как антисоветские…

Саша Мафи в парадном наряде

Обложка буклета «Hippy Hi». 1968

Но чисто политические вопросы – многопартийности, преступности коммунистического прошлого и идеологии, несвободы религии, преимущества капиталистического производства – в деталях обсуждали единицы. Обычно просто: «Смотри, какая крутая тачка» или «У них там Бродвей с огнями и можно ездить в любые страны». О тонкостях, вернее толстостях, можно было говорить с Рубченко, Терещенко, Щелковским, Пессимистом. Хотя последний в это время больше увлекался Керуаком, психоделикой и вообще был ленив на разговоры, но если начинал, то его нельзя было остановить. При этом он никого не слушал и на любой твой контраргумент отвечал всегда, начиная с «Ну почему? Вот…» и далее, что ему в тот момент приходило в голову, но не помню ни одного случая, когда кто-нибудь мог бы его переубедить даже самыми сильными доводами. Даже полностью загнанный в угол, он тянул: «Ну не знаю» – и высокомерно усмехался, отворачиваясь от собеседника. Пессимиста скорее интересовал он сам, а не мнение окружающих по какому бы то ни было вопросу. Видимо, именно такого сорта люди и вникают глубоко в философские и моральные учения, чтобы просто оправдать собственный эгоцентризм.

Рубченко, напротив, вас внимательно выслушивал и отвечал очень основательно, используя невероятно специальную терминологию и сложную лексику, заворачивая свою речь в сложноподчиненные и обобщающие предложения, причем выражался так вычурно как на русском, так и на английском. Иностранцы, даже англичане и американцы, не веря своим ушам по поводу уровня его языка, часто переспрашивали, сами не зная значения многих терминов, которые употреблял этот сугубый интеллектуал. Его, наоборот, очень интересовали чужие мнения, и вообще он был больше экстраверт.