Хищная птица

Магония окутывает ее с головы до ног. Вот шквальные киты, вот живые паруса, а вот щупальце воздушного кракена обвивает руку и тянется к шее. От одного плеча к другому летит стая птиц, а на щеке проступает яркое созвездие.

– Джейсон, – шепчет она. – Джейсон… Тебе нельзя умирать! Ты мне нужен.

– Я в норме, – говорю. – Я уже который день умираю – и все никак.

– Обманщик, – говорит она, и за этим словом тянется вагон дополнительных смыслов. – Ты не в норме. Норма – это вообще не про тебя.

Она разрывает мою рубашку и оглядывает ожоги. У нее на лице написано: дело плохо.

– Я не знаю, как его исцелить, – говорит она, поворачиваясь к Даю. Тот мотает головой.

– Я припас для тебя занятный факт.

Приподняв одну бровь, она смеряет меня своим фирменным взглядом.

– Он точно принесет мне победу.

– Тебе не нужно пытаться победить, – говорит Аза, и на ее глазах выступают слезы. – Здесь никто не соревнуется.

– Я ждал особого случая, – продолжаю я. – Но поскольку у меня, наверное, осталось не так много времени, расскажу его прямо сейчас.

– Ты не умрешь, об этом не может быть и речи, – говорит она. – У тебя впереди еще шестьдесят… семьдесят лет, чтобы выиграть…

– Так вот, – перебиваю я. – Эта история случилась во время Второй мировой. Один американский изобретатель придумал, как устроить диверсию при помощи летучих мышей. Идея заключалась в том, чтобы наловить мышей, снабдить их маленькими бомбами, ввести в спячку, поместить в специальные контейнеры с парашютами и сбросить с самолетов над территорией Японии. Предполагалось, что, проснувшись, мыши разлетятся по амбарам и другим легковоспламеняющимся постройкам, каких в Японии было немало, и когда сработают бомбы, люди подумают, что вокруг прячутся вражеские солдаты, и охваченная паникой страна сдастся. Таков был план. Его тщательно проработали и даже приступили к испытаниям, но у мышей было свое мнение на этот счет. Они выбрались из контейнеров и подожгли испытательную базу.

Аза молча слушает меня, а по ее щекам текут чернильные слезы.

– Летучие мыши сделали то, что было для них естественным, – говорю я. – Не вышло из них десантников, ведь это не в их природе. Они хотели странствовать по небу.

– Я не хочу странствовать по небу, Джейсон, – говорит она.

– Не исключено, что когда-нибудь захочешь, – говорю я.

– Все возможно, – говорю я.

– Carpe omnia, – говорит Илай, глядя на Азу.

– Пользуйся всем, – повторяет Аза с улыбкой.

– Ты больше не любишь меня, – говорю я. – Тебе не нужно просить разрешения расстаться со мной, но я все равно тебе его даю. Я подставил тебя. Я думал, что поступаю правильно, но все оказалось не так просто. Надо же быть таким кретином… Я больше не знаю, что правильно, а что нет. Прости.

Она поднимает руку.

– Дай мне извиниться, – говорю.

– Ты уже извинился – голосом сотни Соловьев. А теперь посмотри сюда.

Аза показывает мне внутреннюю сторону правой руки. Там прячется изображение крыла, которое я узнаю́ с первого взгляда. Это одно из тех идиотских крыльев, из-за которых мы вывихнули лодыжки в детстве. Мы сконструировали их по чертежам Леонардо да Винчи и решили испытать, прыгнув с гаража.

Мы уже давно не дети, и почему-то при мысли об этом хочется рыдать.

В детстве мы думали, что вместе сможем что угодно – даже взлететь. Но любовь не сделает тебя всесильным и не оградит от всего на свете. Она не оградит тебя даже от себя самого.

Я хочу поделиться этой мыслью с Азой – и в то же время не хочу.

Она протягивает левую руку, показывая второе крыло. Когда мы упали с гаража, крылья сломались.

Смотреть на нее невыносимо, но я не знаю, как можно на нее не смотреть. Влюбиться в Азу Рэй – это все равно что влюбиться в падающую звезду, и все же я не представляю своей жизни без нее.

Что же делать?

Я поднимаю взгляд на Азу. Она нисколько не изменилась.

У меня в телефоне хранится один снимок из Западного Шпицбергена, на котором изображена настоящая Аза. Я сделал его перед тем, как она побежала к магонскому кораблю за оболочкой Бесс, и, конечно, ничего ей не сказал.

Весь год я разглядывал фотографию и мечтал снова увидеть Азу такой, мечтал снова знать о ней все, как в тот момент, когда был сделан снимок. Мечтал, чтобы она тоже знала обо мне все…

Впрочем, у таких отношений есть один большой минус: немного времени, немного вранья – и вы поймете, что не знаете друг о друге ровным счетом ничего.

На фото ее кожа темнее цвета моря, волосы завязаны узлами, а глаза сверкают яркими красками. Она дикая и неземная, но при этом такая знакомая… Она похожа на саму себя и ни на кого больше.

И вот она передо мной.

Мы встретились в пять лет, когда еще ничего не знали о мире, когда не знали, как тяжело будет любить друг друга и как сильно мы будем друг другу нужны. Мы знали только одно: она будет чахнуть, а я буду пытаться сохранить ей жизнь.

Но все обернулось иначе.

Она жива, но в этом нет моей заслуги.

Я умираю, и ей меня не спасти.

– Оболочка! – кричит она внезапно.

О чем она?

– Дай! Найди оболочку!

Дай куда-то уносится.

В глазах Азы стоят темно-синие слезы. Она сжимает зубы. Похоже, ей тоже страшно.