Хищные птицы

Когда он сел и уставился на окружившее его великолепие, он уловил аромат куда более головокружительный, чем могли бы испускать любые специи. Это был запах будуара избалованной женщины, а не просто запах драгоценных цветочных масел, соединенных вместе искусством парфюмера, — нет, все это смешивалось с куда более тонким запахом кожи, волос и здорового, молодого женского тела. Аромат был таким изысканным, таким волнующим, что, когда Хэл поднялся на ноги, они почему-то заметно ослабели, а юноша продолжал жадно принюхиваться. Ничего более удивительного никогда не чуяли его ноздри.

Не выпуская из руки саблю, он окинул взглядом каюту, не слишком обратив внимания на роскошные гобелены и серебряные вазы с засахаренными фруктами и ароматическими смесями. Зато его внимание привлек туалетный столик рядом с переборкой, уставленный стеклянными баночками с кремами и флаконами духов с пробками из черненого серебра.

Хэл направился к столику. Рядом с флаконами лежал набор серебряных щеток для волос и черепаховая расческа. Между зубьями расчески застряла тонкая прядь волос длиной с его руку, тонких, как шелковая нить.

Хэл взял гребень и поднес к лицу, словно некую святую реликвию. И снова на него хлынула волна чарующего аромата, головокружительный запах женщины. Намотав волоски на палец, Хэл снял их с расчески и с благоговением сунул в карман грязной, провонявшей потом рубашки.

В это самое мгновение до него донесся тихий, но душераздирающий всхлип из-за яркой китайской ширмы в другом конце каюты.

— Кто здесь? — резко спросил Хэл, поднимая саблю. — Выходи, а то живо проткну!

В ответ раздался еще один всхлип, более пронзительный, чем предыдущий.

— Ради всех святых, я не шучу!

Он быстро направился к ширме.

Ударив по ней саблей, юноша рассек одну из ее расписных створок. От силы его удара ширма перевернулась и упала на пол. Послышался пронзительный визг, и Хэл замер, разинув рот, при виде изумительного существа, испуганно стоявшего на коленях в углу.

Женщина закрыла лицо руками, но пышная масса ее сияющих волос, упавших на пол, сверкала, как только что отлитый золотой эскудо, а юбки, расстелившиеся вокруг, были цвета крыльев синей ласточки.

— Прошу, мадам… — прошептал Хэл. — Я не хотел вас пугать. Пожалуйста, не надо плакать.

Его слова не возымели эффекта. Женщина явно их не поняла. Вдохновленный моментом, Хэл перешел на латынь:

— Вам нечего бояться. Вам ничто не грозит. Я не причиню вам зла.

Сияющая головка поднялась. Теперь женщина поняла его. Он посмотрел на ее лицо, и это было равносильно удару картечи прямо в грудь. Боль оказалась настолько сильной, что Хэл громко, судорожно вздохнул. Он никогда и не думал, что на свете может существовать подобная красота.

— Сжальтесь… — жалобно прошептала женщина на латыни. — Прошу, не делайте мне ничего плохого…

Ее глаза были влажными, но слезы только добавляли ей очарования и усиливали необычный фиолетовый цвет этих глаз. Щеки женщины побледнели так, что походили на полупрозрачный алебастр, и слезы скатывались по ним, как крошечные жемчужинки.

— Вы прекрасны, — произнес Хэл все так же на латыни.

Его голос прозвучал как голос какого-нибудь несчастного, стоящего у подножия виселицы, в нем слышалась настоящая агония. Хэла разрывали чувства, о которых он прежде и не подозревал. Ему хотелось защищать и баловать эту женщину, навсегда заполучить ее для себя, любить и боготворить ее. Ему вспомнились все рыцарские истории, которые он читал прежде, хотя и не понимал по-настоящему, пока не взглянул на это чудо; благородные слова рвались с языка, но Хэл мог лишь стоять и смотреть.

Потом его отвлек другой тихий звук, раздавшийся за его спиной. Юноша резко обернулся, держа наготове саблю. Из-под шелковых простыней, что свисали с огромной кровати до самого пола, выбралась свиноподобная фигура. Зад и живот так обросли салом, что дрожали при каждом движении мужчины. Складки жира висели и на его шее, и под мягким подбородком.

— Сдавайся! — рявкнул Хэл, тыча в мужчину острием сабли.

Губернатор пронзительно завизжал и рухнул на пол. И заерзал, как щенок.

— Пожалуйста, не убивай меня! Я богатый человек! — всхлипывал он, говоря также на латыни. — Я заплачу любой выкуп!

— Встань!

Хэл снова легонько ткнул его саблей, но у Петруса ван де Вельде хватило сил и храбрости только на то, чтобы подняться на колени. И он продолжал бессвязно бормотать.

— Кто ты такой?

— Я губернатор мыса Доброй Надежды, а эта леди — моя жена.

Это были самые страшные слова, какие Хэлу только приходилось слышать в жизни. Он в ужасе уставился на толстяка. Прекрасная леди, которую он уже полюбил на всю жизнь, оказалась замужем… и притом за этим толстым шутом, стоявшим перед ним на коленях!

— Мой тесть — директор Голландской компании, один из самых богатых и влиятельных людей в Амстердаме… Он заплатит… он сколько угодно заплатит… Прошу, не убивайте нас!

Все эти слова почти ничего не значили для Хэла. Его сердце было разбито. За несколько мгновений он свалился из заоблачных высот в самые темные глубины человеческого духа, от парящей любви — к удушающему отчаянию…