Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)

- Пусть моя жизнь будет несчастной, если ты, Санчо, не являешься в этой истории вторым лицом, - объявил бакалавр, - и находятся даже такие читатели, которым ты доставляешь больше удовольствия своими речами, нежели самое значительное лицо во всей этой истории, хотя, впрочем, кое-кто говорит, что ты обнаружил излишнюю доверчивость, поверив в возможность стать губернатором на острове, который был тебе обещан присутствующим здесь сеньором Дон Кихотом.

- Время еще терпит, - заметил Дон Кихот, - и чем более будет Санчо входить в возраст, чем более с годами у него накопится опыта, тем более способным и искусным окажется он губернатором.

- Ей-богу, сеньор, - сказал Санчо, - не губернаторствовал я на острове в том возрасте, в коем нахожусь ныне, и не губернаторствовать мне там и в возрасте Мафусаиловом3. Не то беда, что у меня недостает сметки, чтобы управлять островом, а то, что самый этот остров неведомо куда запропастился.

- Положись на бога, Санчо, - молвил Дон Кихот, - и все будет хорошо, и, может быть, даже еще лучше, чем ты ожидаешь, ибо без воли божией и лист на дереве не шелохнется.

- Совершенная правда, - заметил Самсон, - если бог захочет, то к услугам Санчо будет не то что один, а целая тысяча островов.

- Навидался я этих самых губернаторов, - сказал Санчо, - по-моему, они мне в подметки не годятся, а все-таки их величают ваше превосходительство и кушают они на серебре.

- Это не губернаторы островов, - возразил Самсон, - у них другие области, попроще, - губернаторы островов должны знать, по крайности, грамматику и арифметику.

- С орехами-то я в ладах, - сказал Санчо, - а вот что такое метика - тут уж я ни в зуб толкнуть, не понимаю, что это может значить. Предадим, однако ж, судьбы островов в руци божии, и да пошлет меня господь бог туда, где я больше всего могу пригодиться, я же вам вот что скажу, сеньор бакалавр Самсон Карраско: я страх как доволен, что автор этой истории, рассказывая про мои похождения, не говорит обо мне никаких неприятных вещей, потому, честное слово оруженосца, расскажи он обо мне что-нибудь такое, что не пристало столь чистокровному христианину, каков я, то мой голос услышали бы и глухие.

- Это было бы чудо, - заметил Самсон.

- Чудо - не чудо, - отрезал Санчо, - а только каждый должен думать, что он говорит или же что пишет о персонах, а не ляпать без разбора все, что взбредет на ум.

- Одним из недостатков этой истории, - продолжал бакалавр, - считается то, что автор вставил в нее повесть под названием Безрассудно-любопытный, - и не потому, чтобы она была плоха сама по себе или же плохо написана, а потому, что она здесь неуместна и не имеет никакого отношения к истории его милости сеньора Дон Кихота.

- Бьюсь об заклад, - объявил Санчо, что у этого сукина сына получилась каша.

- В таком случае я скажу, - заговорил Дон Кихот, - что автор книги обо мне - не мудрец, а какой-нибудь невежественный болтун, и взялся он написать ее наудачу и как попало - что выйдет, то, мол, и выйдет, точь-в-точь как Орбанеха, живописец из Убеды, который, когда его спрашивали, что он пишет, отвечал: "Что выйдет". Нарисовал он однажды петуха, да так скверно и до того непохоже, что пришлось написать под ним крупными буквами: "Это петух". Так, очевидно, обстоит дело и с моей историей, и чтобы понять ее, понадобится комментарий.

- Ну нет, - возразил Самсон, - она совершенно ясна и никаких трудностей не представляет: детей от нее не оторвешь, юноши ее читают, взрослые понимают, а старики хвалят. Словом, люди всякого чина и звания зачитывают ее до дыр и знают наизусть, так что чуть только увидят какого-нибудь одра, сейчас же говорят: "Вот Росинант!" Но особенно увлекаются ею слуги - нет такой господской передней, где бы не нашлось Дон Кихота: стоит кому-нибудь выпустить его из рук, как другой уж подхватывает, одни за него дерутся, другие выпрашивают. Коротко говоря, чтение помянутой истории есть наименее вредное и самое приятное времяпрепровождение, какое я только знаю, ибо во всей этой книге нет ни одного мало-мальски неприличного выражения и ни одной не вполне католической мысли.