Хьюстон, 2030: Нулевой Год

— Ну, а дальше что было?

— Ну, дальше стало ваще полегче…

К ним подбежал запыхавшийся Родриго. В левой руке он держал банановый лист с четырьмя рисовыми колобками, а в правой – рацию. Сунув лист в руки Жасмин, он доложил, отдуваясь, — Нам только что передали общий сбор. Какое-то большое происшествие: три трупа, пятеро покалечилось. Короче, я побежал.

— Мне надо туда с Вами, сержант? — предложил помощь Марк.

— Да нет, спасибо. Это не юрисдикция ФБР, по всякому. Обычное дело, что-нибудь такое тут каждый день. Сами разберёмся. Я только заберу свой колобок. Не доел по дороге, когда рация заверещала… Он подхватил чуть надкушенный колобок с бананового листа и помчался в направлении свалки. Опять сержант переволновался, подумал Марк. С такой нервной работой так легко набрать лишний вес!

— Хотите рисовый колобок? — предложила Жасмин. Марк нерешительно взял с листа угощение. Странно, но запах свалки куда-то исчез. То ли на дамбе его относило ветерком, то ли Марк уже так этим запахом пропитался, что обоняние отказывалось его регистрировать. Колобок оказался вкусным. Ещё бы, время за полдень, а я с утра не ел, подумал Марк.

— Ты, Жасмин, сказала, что стало полегче.

— Да, полегче. Когда меня обожгло… В смысле: из аккумулятора, наша тётушка Кун… Она мне никакая не «тётушка», ваще. Это у «баронов» так называется: они там все «дядюшки» и «тётушки»… Короче, тётушка Кун дала мне жестянку из-под консервов и сказала: на Биржу чтоб ни ногой. Увижу – по голове настучу. Ты теперя у нас покалеченная, вот те плошка, иди и проси милостыню. У «баронов» так заведено. Если кто покалечился, они его на Биржу ваще ниставят. — Ну да, подумал Марк. Это испортило бы им всю конспирацию. Вот к примеру, три года назад, если бы у той женщины было три девочки, и одна из них с бельмом от ожога, он бы, без вопросов, отправил пройдоху-«тётушку» в кутузку.

— Ну, я ходила с плошкой какое-то время, — продолжала рассказ Жасмин. — Но мне подавали плохо. Я же не инвалид войны. Руки-ноги на месте. Кто мне подаст?

«Скажи нищим НЕТ,» — вспомнил Марк лозунг на плакате «Пути Спасения

».

— Тогда я пошла на Биржу. Сама по себе. А что мне эта дура Кун ваще сделает? Она меня даже не догонит! Ну, и мне как-то сразу повезло. Меня наняла одна леди. Они там раскапывали гниль-ямы. Знаете, сэр, что это такое?

— Только сегодня узнал. Сержант рассказывал. Это как гнойник под землёй?

— Сержант точно сказал: как гнойник. В общем, им нужен был кто-нибудь: очень лёгкий и очень смелый. Чтобы ходил и не проваливался. А я тогда была лёгкая, как пушинка.

— И очень смелая?

— Не-а. Я ваще

боялась, до-усра… Сильно боялась, короче. Вы извините, сэр. На Куче у нас такие слова говорят! Но я-то знаю, что это слова плохие, и говорить их ваще нинада! Да, вот, я сильно боялась, но никому не говорила, что боюсь! А они мне сделали лыжи. Знаете, такие доски на ноги, чтобы ходить и не проваливаться? И я стала работать у них в артели. А потом та леди сказала: ты, нам, Джас, очень нравишься, и работаешь ты хорошо. Оставайся у нас. Они и бумагу тогда подделали, что мне уже четырнадцать. Платят в артели нормально, так что мы с Мел и братиков вытащили. Из этой дурацкой бумажной мастерской.

— В смысле: от «баронов»?

— Ну да. Да это, типа, нетрудно. Я пришла к ним в один вечер, говорю: ночью ниспать! Как мастер уйдёт, досчитаете про себя до двадцати тысяч, потом вставайте потихоньку, перелезете через забор, а я вас там буду ждать. Пойдём домой. И всё получилось О-кей. Правда, только со второго раза. В первую ночь я ждала-ждала, ждала-ждала… Милли считал про себя – и заснул! А на другую ночь, я ему булавку дала. Сказала: будешь в руку себе втыкать через каждые пятьсот. И на вторую ночь они вылезли! И мы просто ушли домой. А «бароны» нам нифига нисделали. Если у кого есть еда, «бароны» ваще нифига нимогут! Милли и Берти пошли обратно в школу. Они пропустили по два года, но их приняли. Мел ходила, сказала зам-директору, так и так, у нас родителей больша нета

, всё такое. Ну вот, они с утра идут в школу, а после школы – ко мне, на Кучу. Наша артель им приплачивает, как за четвертушку дня…

— Ясно. Расскажешь мне про Ника?

— Да я о нем мало чего знаю. Я даже низнала, что у папы был ещё сын до нас. Мама и папа про это ваще ниговорили… Короче, Ник объявился в Хьюстоне где-то год назад. Он был тогда ещё на костылях. У него ноги нета, знаете?

— Видел.

— Ну вот. Он был ранен в Венесуэле, потом был на плавучем госпитале. Он его так странно называл: «Мусоровоз». Я-то всегда думала, что мусоровоз – это такая машина. Знаете, на них возили мусор – давным-давно?