Хьюстон, 2030: Нулевой Год

Операция «Газовый Щит» была первой со времён Первой Мировой, когда у американских наземных войск не оказалось поддержки с воздуха. Что-то там не так сложилось в Европе, и самолёты не летали семь или восемь недель. Оставшись без данных воздушной разведки, без продовольствия и боеприпасов, и без эвакуации раненых, пехота и танкисты окопались в безводной пустыне и погибали многими тысячами. «CNN», как обычно, поначалу отправила в действующую армию корреспондентов, но когда победные реляции сменились рассказами о полной катастрофе, репортажи быстро прекратились. Наверное, «CNN» тонко намекнули, что если у них осталось желание и дальше получать правительственные субсидии, лучше будет подержать язык за зубами какое-то время. Когда «CNN» замолчала, новости из Ливии стали просачиваться в район Шелдон-Рез из уст искалеченных солдат, которые мало-помалу возвращались домой из госпиталей. Тогда ещё инвалидов войны было мало. Их ещё встречали как героев. И даже приглашали в школы, чтобы они толкнули патриотическую речь.

— Так точно, сэр! Две тыщи долбаный двадцатый, сэр! Я там столько товарищей порастерял! Не считая, естественно, всего прочего! — он снова покрутил в воздухе бесполезными обрубками рук. — Из моего взвода, осталось трое! Наши бравые моряки грузили мёртвых баржами и возили хоронить – по морскому обычаю, в Средиземном море. Рыбам тоже надо что-то кушать, так? Ты знаешь, чувак, к концу этой бойни, самолёты уже летали, вывозили покалеченных. Там был один самолёт – специально для таких, как я. Для «самоваров!» Нас привезли в аэропорт на двух грузовиках. Мы такие лежим в грузовике и слушаем, как наш медик ругается с сержантом из ВВС. Сержант такой: да как же я их тебе погружу, болван! У тебя по списку сорок четыре эвакуируемых. А в самолёт можно поставить только тридцать носилок. А наш медик ему: не кипятись, летун, у меня тут, братан, «спец-выпуск». Они все поместятся, и ещё место будет. Тебе что, не сказали? Это груз из долбаного госпиталя в Зуварé. «Самовары», без рук и без ног. Оквадраченные! Тут кто-то засмеялся. И все мы, ну, в обоих грузовиках, как начали хохотать! Во все наши сорок четыре самоварные глотки! Во, сказанул: «оквадраченные»! «Спец-выпуск»!

Слушатели как-то притихли. Люди уже привыкли к историям об ужасах войны, но эта конкретная история немного зашкаливала.

— Ладненько, что это мы всё о грустном? — сказал в микрофон Джек-Потрошитель. — Леди и джентльмены! Следующая песня называется: «Каждый второй». Посвящается сыну Марка, идущему в армию, их соседскому парню, который тоже идёт в армию, и всем остальным, кто пойдёт воевать в этом году. Ты, чувак, передай парням, чтобы были там поосторожнее, и чтоб пришли оттуда целыми, а не как я, оквадраченными, всасываешь?

Подружка Джека уже вернулась на место звукооператора.

— Набери мне трак пятнадцать, детка. И добавь немного баса к каналу микрофона, — приказал ей Джек. Девушка потыкала пальцем в «iPad»

, выбирая заказанную фонограмму, потом поправила что-то на усилителе.

— Раз, два, раз, два… Хорошо, Мопкин-Попкин, понеслась. Жми воспроизведение, — Колонки загремели на весь рынок звуками синтезатора.

Я бы лучше на Куче копался в дерьмовом дерьме,Но сказал ОВК: послужи, парень, стране. На войне!Вперёд, братан, выполняй долг свой.Рискуй головой. Вот такой геморрой.И будешь герой. Счастливый и молодой!

Страна будет гордиться тобой.Каждый второй – вернётся домой.Как герой! Без ноги, без руки, но зато живой.

Я копаю в дерьме окоп, надо глубже в дерьмо копать,Чтобы снайпер не смог на прицел тебя быстро взять.И курок нажать! И пулю в тебя вогнать.Калибра пять-сорок пять!

«Ни к чему быть героем,» — сержант так салабонам твердил.Операция в джунглях на прошлой неделе.Растяжку сержант зацепил.Он свободу спас! И страну защитил!Он остался живой. Он теперь – герой.Он вернётся с войны домой.Счастливый и молодой.Слепой. Без обеих рук, но зато живой.