Хладнокровное предательство

Доев кашу, он подошел к раковине, налил в миску воды и начал ее мыть. Мэгги решила, что он таким образом отвечает на ее гостеприимство. Покончив с мытьем, мальчик с опаской вернулся к столу, взял ее миску, вымыл и поставил на сушилку. Довольная Мэгги с трудом встала и подошла к двери, рядом с которой стоял большой ларь.

– Здесь овечий корм. В комнате, откуда ты пришел, есть пальто – его носил мой отец. Овцам надо сыпать по мерке каждой. Тебе придется отнести наверх ведро, его хватит, чтобы накормить всех. Если накормишь их, окажешь мне большую услугу. Я еще не совсем пришла в себя после ночи. – Обернувшись, она увидела, что мальчик не отрываясь смотрит на ее хромую ногу. – Когда-то я ее сломала. Она упрямая, не хочет лечиться.

Ему хватило такта покраснеть.

– Не стой столбом! Овцы тоже проголодались, как и ты!

Мальчик с трудом надел на себя тяжелое пальто. Оно было ему велико, руки тонули в рукавах. Ботинки, которые тоже стояли в комнате, были очень велики ему. Он с трудом зашнуровал их. Когда он снова вышел на кухню, Мэгги вытаращила глаза.

– Так не пойдет! – Она направилась к нему, ожидая, что он убежит, но мальчик остался стоять на месте и только встревоженно косился на нее, когда она стала закатывать ему рукава. Покончив с делом, Мэгги отошла на шаг. – Теперь ступай!

Он наполнил кормом ведро, лежавшее в ларе, мерку положил в карман и, волоча тяжелое ведро обеими руками, направился к выходу. Огромные, как у клоуна, ботинки громко стучали по полу.

Должно быть, овечий загон он нашел без труда, потому что вернулся через четверть часа – раскрасневшийся, весь в снегу. Он быстро протиснулся в дверь, как будто боялся, что хмурое утро в горах таит в себе неизъяснимую угрозу. Мэгги увидела, как он тщательно задвинул засов.

Пока он кормил овец, она успела заварить чай с медом. Напившись, мальчик вымыл обе чашки. Потом сел на пол рядом с Сибил и стал гладить ее грубый мех.

– У тебя самого есть собака? – спросила Мэгги, чистившая картошку на обед.

Он покачал головой.

– Ну а у Сибил никогда не было своего мальчика.

Минут через десять Сибил глухо зарычала и, привстав, посмотрела на дверь. Мальчик, словно перепуганный кролик, метнулся в комнату, в которой спал, и, обернувшись через плечо, бросил на Мэгги умоляющий взгляд.

– Какой-нибудь сосед зашел узнать, жива я или нет. Он не засидится, – тихо ответила Мэгги и с трудом потащилась к двери.

Она распахнула дверь, но за ней никого не оказалось. Двор был пуст. Мэгги внимательно изучила следы во дворе и все поняла. Вернувшись в дом, она крикнула своему маленькому гостю, который прятался в спальне:

– Это соседская кошка проволокла крысу! Спасибо ей, освобождает мой погреб от хищников. А то бы я ее метлой!

Ратлидж вернулся в гостиницу через несколько часов и застал других постояльцев на кухне. С инспектором Грили он расстался у полицейского участка. Грили очень удручало отсутствие каких-либо успехов. Живой мальчик, свидетель убийства, – одно дело. И совсем другое дело – мертвый мальчик, замерзший где-то в горах. Следствие зашло в тупик. Прощаясь с Ратлиджем, Грили недвусмысленно намекнул на то, что лично он сделал все, что мог.

– Я, конечно, и дальше буду помогать вам. Да и на остальных вы тоже можете рассчитывать. Но теперь все в ваших руках. Уже не знаю, что и думать; всех, кого мог, я уже допросил. По-моему, надо быть волшебником, чтобы раскрыть такое жуткое дело. Остается надеяться, что вы и есть волшебник.

С этими словами он скрылся за дверью полицейского участка, не пригласив Ратлиджа последовать за ним.

На кухне царила мрачная атмосфера. Робинсон сидел, закрыв лицо руками, как будто погрузился в пучину отчаяния. Джанет Аштон, бледная от боли и горя, смотрела в окно на склон горы. Мисс Фрейзер ловко мыла посуду и ставила тарелки в сушилку.

Она вскинула голову на вошедшего Ратлиджа, но не задала вопроса, который читался у нее на лице. Он едва заметно покачал головой, давая понять, что новостей нет, и она приступила к мытью кастрюль. Она так старательно терла их, словно хотела прогнать от себя все чувства.

– Под тем кухонным полотенцем сэндвичи, – сказала она. – Вы ведь, наверное, проголодались?

Ратлидж действительно испытывал голод, он с благодарностью кивнул. Хэмиш, проникшись угрюмой атмосферой, заметил: «Она рада тебя видеть. С остальными ей, наверное, тяжко».

Как будто услышав слова Хэмиша, Элизабет Фрейзер объяснила:

– У миссис Камминс снова разболелась голова. Она не спустится к обеду.

Джанет Аштон хмыкнула:

– Час назад я встретила ее на лестнице. От нее разит спиртным! Я сразу почувствовала…

– Ну что ж, – ответила Элизабет Фрейзер, стараясь сгладить неловкость, – наверное, она беспокоится за мужа.

Робинсон оторвал руки от лица и обратился к Ратлиджу:

– Он ведь умер, да? Джош умер? Напрасно вы боитесь говорить мне. Лучше скажите прямо!

– Мы его не нашли, – ответил Ратлидж. – Но возможно, вам стоит приготовиться к худшему.

Джанет Аштон прикусила губу и опустила глаза, разглядывая собственные руки.

– Я знаю, каково лежать на морозе и молиться, чтобы пришла помощь. Какая ужасная смерть!