Я нашел еще одну цитату из Достоевского. Думаю, это именно то, о чем ты пишешь:
«Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла»
13.Ты пишешь и Достоевский пишет о том, что всегда должны быть индивидуалисты, которые несут факел. Люди, спаянные в гигантскую машину, в конечном счете должны погибнуть. Ибо машина бездушна и не оставит после себя ничего, кроме груды железа.
Люди преклонялись перед камнем и построили Стоунхендж — и сегодня те, кто его построил, ушли, а Стоунхендж стоит. Но вот парадокс: эти люди живы в нас, в потомках, а Стоунхендж и все, что он воплощал — мертвы. То, что умирает, получает продолжение, а бессмертное гибнет.
Человек будет жить вечно. (Или это неправда и лишь непростительная самонадеянность? Но все же мы в это верим!) Так что за Машиной должны стоять индивидуалисты. Так считает Достоевский и так же считаешь ты. Но это потому, что вы оба русские. Как англичанин я настроен более пессимистично.
Знаешь, о чем напомнила мне эта цитата из Достоевского? О моем детстве. У мистера Грина было сто детей — и Пудель, Белочка и Деревце. Представители ста тысяч...
думаю, ты прав. Раньше я никогда столько не размышлял. Я считал это нецелесообразным занятием. На самом деле я не уверен, что и сейчас отношусь к этому иначе.
Проблема, видишь ли, в том, что я не могу выразить все это «в музыке». Черт побери, ну почему я не могу выразить все это в музыке? Музыка — это дело моей жизни. Я уверен в этом сейчас, как никогда. И при этом — ничего не делаю...
Это ад...
Разве я не писал о Джейн? Что же мне сказать о ней? Она чудо. Мы оба это знаем. Почему бы тебе самому не написать ей?