Хлеб Гиганта

Однажды, к ее великому удивлению и радости, приехал Себастиан. Он прибыл в увольнение и заглянул ее проведать, как и обещал Вернону.

— Так ты его видел?!

Себастиан ответил утвердительно: его взвод только что сменился со взводом Вернона

— И как он — в порядке?

— Да-да, в полном порядке.

То, кокон это сказал, встревожило Нелл. Пришлось поднажать на Себастиана, и он нахмурился, не зная, что ответить.

— Нелл, это трудно объяснить. Вернон — странный малый, всегда таким был. Он убегает от реальности.

Себастиан предупредил гневный возглас, готовый сорваться с ее губ.

— Я имею в виду совершенно не то, что ты подумала Не то, что он боится. Ему чертовски повезло, он вообще не знает, что такое страх. Я ему завидую. Но дело не в этом. Дело во всей этой кошмарной жизни. Грязь, кровь, мерзость, шум — и шум более всего! Шум, методично повторяющийся в одно и то же время. Даже меня это сводит с ума — что же должен чувствовать Вернон?

— Но что ты имел в виду, когда говорил, что он убегает от реальности?

— Да то, что он не видит того, что происходит. Он боится сильных переживаний, поэтому делает вид, что для них нет повода. Если б он только признал, как я, что война — это мерзость и грязь, все было бы в порядке. Но он словно повторяет ту историю с роялем — он не хочет взглянуть на происходящее прямо и честно. А нет ничего хуже, чем говорить «этого просто не существует», когда оно действительно существует] Но он всегда так. И сейчас он в прекрасном настроении — он всем доволен — а это противоестественно. Я боюсь за.. Да я и сам не знаю, чего боюсь! Но зато я точно знаю, что нет ничего хуже, чем обманывать себя. Вернон — музыкант, и нервы у него — как у любого музыканта. Самое худшее — то, что он сам себя не знает. И никогда не знал.

Нелл разволновалась.

— Себастиан, чем же это может обернуться?

— Возможно, вообще ничем. Я бы мечтал, чтобы Вернон получил легкое и наименее болезненное ранение и вернулся с фронта лечиться.

— Я бы тоже очень этого хотела

— Нелл, бедняжка. Как, должно быть, все это тяжело. Хорошо, что я не женат.

— А если бы ты был женат... — Нелл запнулась, но продолжила — Ты хотел бы, чтобы твоя жена работала в госпитале, или было бы лучше, чтоб она просто сидела дома?

— Рано или поздно все начнут работать. Я бы советовал сделать это как можно скорее.

— А Вернон против того, что я работаю.

— Это еще одна попытка бегства от действительности — плюс реакционный дух, который он унаследовал и никогда не изживет. Рано или поздно ему придется признать тот факт, что женщины могут работать, но в душе он никогда не смирится с этим.

Нелл вздохнула.

— Как меня все это тревожит!

— Знаю. А я еще добавил тебе повод для переживаний. Но я очень люблю Вернона, он — мой единственный друг. И я решил, что, если поделюсь с тобой, ты сможешь убедить его — как бы это сказать — открыться, дать себе волю — хотя бы с тобой. Но, возможно, с тобой он и так более откровенен?

Нелл помотала головой.

— Он только шутит, когда разговор заходит о войне.

Себастиан присвистнул.

— Ладно, при следующей встрече добейся от него хоть слова, растормоши его.

Внезапно Нелл резко спросила:

— Ты думаешь, с Джейн он был бы более откровенен?

— С Джейн? — Себастиан сильно смутился. — Не знаю. Возможно. Это зависит от многих вещей.

— Но ты ведь об этом подумал! Почему? Скажи мне, почему? Она более чуткая, да?

— О Боже, конечно, нет! Джейн нельзя назвать чуткой в прямом смысле этого слова. Скорее, она — провокатор. Она раздражает тебя — и правда выскакивает наружу. Она заставляет тебя показаться с той стороны, которую ты хотел бы спрятать. Никто лучше Джейн не умеет выбить из седла..

— Она имеет большое влияние на Вернона?

— Нет, я бы не сказал. А если даже я ошибаюсь, это уже не имеет значения. Две недели назад она отправилась добровольцем в Сербию.

— Вот как! — Нелл глубоко вздохнула и улыбнулась. Почему-то ей стало легче.

4

«Дорогая Нелл,

знаешь, ты снишься мне каждую ночь. Обычно ты нежна со мной, но иногда превращаешься в жестокое, холодное и далекое существо. Это ведь не может быть правдой? Только не сейчас. Любимая, сойдут ли когда-нибудь несмываемые чернила?

Нелл, сокровище мое, я не верю в то, что меня убьют, но если бы это случилось — какая разница? Нам было дано так много! Ты навсегда запомнила бы меня счастливым и влюбленным в тебя, правда, милая? Я бы продолжал любить тебя даже после смерти. Это — единственная частичка меня, которая никогда не умрет. Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя...»