Хлеб на каждый день

Семейная жизнь Федора Прокопьевича Полуянова началась в студенческие годы. Вику он впервые увидел на первомайском вечере. В концерте участвовали учащиеся музыкального училища. До этого Федору Полуянову не доводилось в таком количестве слушать серьезную музыку, и он до того затосковал, что почувствовал боль в висках и затылке. И пресечь это мучительство было невозможно, зал переполнен, а его место в середине ряда. Особенно изводили его скрипачи, тонкие тягучие звуки иглами впивались в голову. Когда терпеть стало невмоготу, он пренебрег недовольством сидящих рядом и стал пробираться в выходу. Еще не добрел до конца ряда, как вдруг увидел на сцене девушку в черном платье. Она шла к роялю, но остановилась посреди сцены и в упор посмотрела на Федора. Он тоже остановился и чуть не сел на чьи-то колени, так все в нем перевернулось и закружилось от ее взгляда. Девушка села за рояль, а на середину сцены вышел очередной скрипач. Федор прошел к первому ряду, прислонился к стене и стал смотреть в спину пианистке. Она смешно играла. Откидывала назад голову, а потом голова исчезала, словно она там что-то клевала, на этих клавишах. Когда они закончили, Федор поднялся по ступенькам на край сцены и пошел за кулисы. Он был уверен, что она не случайно на него так пристально посмотрела.

За кулисами на спинке стула висел ее плащ, она взяла его, подошла к какой-то женщине и стала жаловаться: «Ужасно, ничего ужасней в моей жизни не было. И Славкин, по-моему, тоже играл ужасно». Женщина принялась ее успокаивать, и скрипач Славкин тоже подошел и стал успокаивать, потом женщина увидела стоящего вблизи Федора и сказала: «Вот стоит вполне объективный товарищ, спросим у него». Его ответ Вика запомнила на всю жизнь. Он якобы сказал: «Все нормально, было на что посмотреть». Сам Федор Полуянов этих слов не запомнил. Осталось в памяти от того вечера другое: они ходят по улицам, и Вика смеется. Проводив ее до дома, Федор сказал: «Когда поженимся, будешь выступать одна. Эти скрипачи мне не нравятся». Они ему действительно не понравились, чересчур задумчивые, красивые и легковесные.

Родители Вики встретили Федора с испугом. Они играли в оркестре, вся их жизнь была подчинена репетициям, концертам, гастролям. Появление Федора разрушило их спокойную, отлаженную жизнь. Мать смотрела на него и не могла понять, каким образом этот неотесанный прямолинейный парень оказался рядом с Викой. Конечно, смешно, когда в знаменитой комедии необразованный герой называет композитора Шульбертом, но когда твой будущий зять говорит: «У нас в детском доме тоже оркестр был, не заснешь: один здорово на бутылках играл», — это совсем не смешно. И еще он однажды спросил у Викиной матери: «После музыкального училища можно поступить в какой-нибудь нормальный институт?» Он уже тогда примерялся, как вывести свою будущую жену из этого не нужного никому музыкального мира.

На станции, где он по ночам разгружал с товарищами вагоны, однажды заплатили натурой. Разбилось два или три ящика, их списали, и свежую рыбу раздали студентам. Рыба была мороженая, но пока он ездил с ней в общежитие переодеваться, а потом добирался до Викиного дома, рыба оттаяла, шесть огромных судаков лежали в ведре хвостами вверх, и все, кто заглядывал в ведро, говорили: «Вот это рыба…»

Викины родители тоже удивились рыбе, спросили, откуда такая. Он не хотел им признаваться, что прирабатывает грузчиком, и ответил: «Поймал». Они не стали спрашивать, где, знали, что рыбу ловят в речке. Он почувствовал, что Викина мать не знает, что делать с этой рыбой, засучил рукава и попросил часа два не заглядывать на кухню. Результат превзошел все ожидания. Когда он поставил на стол большое блюдо, на котором лежали, отливая золотом, куски жареной рыбы, Викина мама сказала несвойственную ей фразу: «С вами, Федор, не пропадешь».

Год он прожил после женитьбы с родителями Вики. И все это время смотрел на них с чувством жалости, как на неудачливых детей. Встречал их после концертов, тащил футляр с виолончелью тещи, слушал их разговоры, то радостные: «Ты заметил, как сегодня слушали?», то возмущенные: «Вагонеткин был пьян, пропускал такты». Они разговаривали между собой, и Федор незаметно втягивался в незнакомый мир. Сначала смешило, что фамилия Вагонеткин может быть у человека, играющего в оркестре, потом стал волноваться: сегодня генеральная репетиция с приезжим дирижером, он гримасничает, отвлекает, к нему надо привыкнуть, а когда привыкать, если через две репетиции — генеральная. Он провожал тестя и тещу с концертов, и возле дома они неизменно его благодарили: «Вы представить себе не можете, Федор, как приятна и полезна эта прогулка ночью пешком». Они не договаривали, прогулка была еще и выгодна: в те ночи, когда Федор сопровождал их, Викины родители не тратили деньги на такси.